Задавая вопросы, Брайс размышлял, знал ли мистер Гилуотерс что-либо вообще о недавних событиях в Райчестере. Скорее всего, нет. Многочисленные полки в гостиной свидетельствовали о том, что старик был книжным червем, а не читателем ежедневной прессы, и события дня сегодняшнего могли не представлять для него никакого интереса. Его ответ подтвердил вывод Брайса: старик ничего не читал о трагедии в «Райском уголке» Райчестера, поскольку фамилия Рэнсфорда в каждом газетном отчете фигурировала среди прочих фамилий свидетелей, дававших показания на следствии.

– Прошло почти двадцать лет с тех пор, как я в последний раз слышал одно из этих имен, – сказал мистер Гилуотерс. – Двадцать лет – долгий срок! Но я, конечно же, отвечу вам. Мэри Бьюэри являлась нашей гувернанткой в Брэйден-Медуорте. Она поселилась у нас в девятнадцать лет, а через четыре года вышла замуж. У девушки не было ни родных, ни друзей. Она училась в школе-интернате на севере, где, как я понял, провела свое детство, и я нанял ее на работу оттуда. А теперь что касается Брэйка и Рэнсфорда. Это два молодых человека из Лондона, приезжавших в те годы в Лестершир рыбачить. Рэнсфорд был на пару лет моложе своего приятеля. Он тогда либо только заканчивал медицинский колледж, либо уже начал работать помощником у лондонского доктора. Брэйк служил управляющим в банке, причем в одном из лондонских отделений очень крупного и известного финансового учреждения. Они были приятными в общении людьми, и я часто приглашал их к себе домой. Вскоре Мэри Бьюэри и Джон Брэйк сговорились о помолвке. Нас с женой, признаться, это удивило, поскольку нам всегда казалось, будто из двоих друзей она отдавала предпочтение Рэнсфорду. Однако ее избранником стал Брэйк, и за него она вышла замуж, а Рэнсфорд стал свидетелем на их свадьбе. Брэйк увез молодую жену в Лондон, и со дня бракосочетания я ее никогда больше не видел.

– А с Брэйком вам приходилось потом встречаться? – спросил Брайс.

Бывший священник кивнул.

– Да, – с грустью ответил он. – С Брэйком я виделся, но при печальных и тягостных обстоятельствах.

– Не могли бы вы посвятить меня в эти обстоятельства? Обещаю вам, мистер Гилуотерс, что сохраню конфиденциальность.

– На самом деле здесь нет никаких секретов, – усмехнулся старик. – Я встречался с Джоном Брэйком лишь однажды. В тюремной камере.

– В тюрьме? – воскликнул Брайс. – Он был заключенным?

– Его приговорили к десяти годам каторжных работ. Я слышал приговор, присутствовал при его вынесении. И добился разрешения на свидание с ним. Десять лет каторги – очень жестокое наказание! Впрочем, он должен был давно отбыть свой срок, но вот только я не знаю продолжения его истории.

– Когда это произошло? Я имею в виду, суд над ним?

– Через пять лет после женитьбы. Семнадцать лет назад, – ответил мистер Гилуотерс.

– И за что же его так сурово наказали?

– За кражу денег из банка. То ли хищение, то ли мошенничество в корыстных целях. На суде всплыло не так много улик против него, поскольку он сделал свою защиту невозможной, сам признав вину. Но по слухам из разных источников я составил себе примерную картину того, что произошло. Брэйк возглавлял отделение банка. И вот однажды утром его вызвал инспектор, проверявший финансы отделения и обнаруживший нехватку двух или трех тысяч фунтов наличными. У меня сложилось впечатление, будто инспектор проявил тогда исключительную необъективность и предвзятость. Говорили, что у Брэйка нашлось объяснение недостачи, но его отмели как неубедительное, а самого отдали под суд. И приговор, как я уже говорил, показался мне очень суровым. В то время по лондонским банкам прокатилась волна схожих преступлений, и, вероятно, судья решил на его примере преподать урок всем. Да! Жуткое дело. У меня где-то есть отчет о заседании суда, который я вырезал из лондонской газеты того времени.

Мистер Гилуотерс встал, подошел к антикварному письменному столу в углу комнаты и, порывшись в выдвижном ящике, достал альбом для газетных вырезок, открыв его на странице с закладкой. Затем передал альбом гостю.

– Вот тот репортаж, – сказал он. – Почитайте. В словах его адвоката вы заметите один или два весьма таинственных намека на то, что можно было бы сказать в защиту мистера Брэйка, если бы он счел это возможным и полезным. Странный случай!

Брайс погрузился в чтение пожелтевшей газетной колонки:

«УПРАВЛЯЮЩИЙ БАНКОМ – РАСТРАТЧИК

Вчера в Центральном уголовном суде Джон Брэйк, тридцати трех лет, бывший управляющий филиалом банка «Лондон энд хоум каунтиз» признал себя виновным в хищении денег, принадлежавших его работодателям.

Королевский адвокат мистер Уокиншоу, обращаясь к присутствовавшим от имени подсудимого, заявил, что, хотя его клиенту невозможно предоставить полноценную защиту от обвинений, существуют факты, которые в случае предания их огласке показали бы: мистер Брэйк сам стал жертвой мошенничества и обмана. Прибегая к словам из Священного Писания, «он был ранен в доме друга своего». Человек, который действительно повинен в случившемся, сумел хитростью избежать наказания, и подзащитный, питая уважение к нему, не считает нужным вскрывать реальные подробности дела. Ни единого пенни обвиняемый не потратил на собственные нужды. Его клиент совершил неверные и противоправные действия, а потому признал себя виновным и готов отвечать за последствия. Но если бы подлинные обстоятельства данного дела подлежали огласке, если бы это могло принести кому-то пользу, стало бы очевидно, что вся вина этого человека состоит лишь в том, что он принял неверное решение, исходя из ошибочного суждения. Сам королевский адвокат, основываясь на строго конфиденциальной информации клиента, пришел к выводу, что тот, хотя и виновен с формальной точки зрения, остается морально чист перед законом.

В ответ на это судья заметил, что оправдания подобного рода не могут приниматься судом во внимание, и приговорил обвиняемого к десяти годам каторжных работ».

Брайс перечитал заметку дважды, прежде чем вернуть хозяину.

– Очень странно и таинственно, мистер Гилуотерс, – согласился он. – Вы говорили, что встречались с Брэйком после суда. Удалось что-нибудь узнать?

– Вообще ничего, – ответил священнослужитель. – Мне дали разрешение на свидание с ним перед отправкой к месту отбытия наказания. Сам он не был рад встрече со мной и не расположен к откровенности. Я умолял его открыть мне истину. Конечно, Брэйка шокировала суровость приговора, но и сам по себе он находился в настроении мрачном и подавленном. Я спросил, где находились его жена и двое детей, один из которых еще пребывал в младенческом возрасте, поскольку успел побывать по его домашнему адресу. Там мне сообщили, что миссис Брэйк распродала мебель и уехала в неизвестном направлении. Но и он отказался отвечать на мой вопрос. Я настаивал, и тогда Брэйк заявил, что говорит чистейшую правду, утверждая, что не знает местонахождения жены и детей. Я сказал, что считаю своим долгом найти ее. Он же строго запретил делать это. Я просил хотя бы заверить меня, что она переехала к друзьям. Помню дословно ответ Брэйка, прозвучавший решительно: «Я не скажу об этом ни одной живой душе, мистер Гилуотерс. Я перестану существовать в этом мире десять лет лишь потому, что оказался доверчивым глупцом! Но когда вернусь, все узнают истинное значение слова «месть»! А теперь уходите! – потребовал он. – Больше мне нечего вам сообщить». И я оставил его.