переносками на груди, из которых торчали ручки и ножки подопечных, а внутри колб горело магическое пламя.

– Ты точно уверен, что он подменил его? – в десятый раз спросил Аль у Франтеха. Не то, чтобы он не верил другу, просто ситуация была… неприятная, как чистка загона у вальшгаса.

– Конечно, – с уверенностью подтвердил друг и спросил: – Думаешь, я не узнаю своего Майна? Пусть он одежды поменял, но взгляд совсем другой. Глаза, видишь, какие?

Аль вгляделся. Глаза были разными, кривыми, один красный, второй желтый. На самой колбе красовалось пять белых полос – проваленное задание, а Фран, хоть и дошел до четырех отметин, но заверял, что все еще чувствует свое пламя.

– Погаси, – потребовал Аль. Доказать подмену будет сложно. Так что лучше погасить.

– Ты что? – возмутился Франтех. Покраснел. Запыхтел недовольно. – Убить Майна? Ни за что!

Аль недовольно поморщился. Промолчал. А что тут еще сказать? Тесный контакт и постоянное внимание к огню, делали некоторых слишком чувствительными. И колбы воспринимались чем-то живым… Так что вопли:

– Жыргхва, я снова его убил! – в эти дни регулярно неслись по коридорам жилого корпуса. Подопечных сажали с собой за стол. С ними разговаривали. Обсуждали, как мамаши своих детей.

Но никто в академии не смеялся над шестым курсом. Малыши провожали завистливыми взглядами. Уважительно уточняли возраст. Имя. И сколько еще жизней осталось.

Аль поправил переноску, проверил, как там Дровосек.

На того самого Дровосека из сказки его подопечный походил мало, но в груди алым огоньком горело сердце. И Алю казалось, что оно похоже на подаренное Страшилой.

– Предлагаю собраться через час на нашем месте. Там и обсудим.

Шиль, как всегда, был по-деловому краток. Слово осталось за командиром.

– Собираемся, – со тяжелым сердцем подтвердил Аль.

Это место они облюбовали давно. Кучка камней на пологом склоне. Не подберешься незамеченным. И можно принести с собой пару чурбаков, чтобы не сидеть на камнях. Хотя детям огня холодные камни не помеха.

– В комнату не проберемся. Он будет наготове.

Гарвар. Их жертва, предатель и трус. Столь испугался проваленного задания, что решился на подлог. Выбрал слабого, но забыл, кто рядом. Аль сжал кулаки. Предателей и трусов он не любил. Но наказывать прямо сейчас не собирался. Лишь восстановить справедливость.

– Нужно людное место.

– Сейчас он настороже. Не пойдет никуда.

– Столовая?

– Как будем отвлекать? На наши рожи он сразу покажет спину. Не успеем подобраться.

Все задумались.

– Я могу отвлечь.

Тонкий голос ударил по ушам, точно мешок с камнями. Аль разом вспотел. Внутри предупреждающе тренькнул звоночек неприятностей. Шестому и оглядываться было не нужно. Этот голос он узнал.

– Почему не проверил периметр? – спросил со злостью у Шиля, хотя винить прежде всего стоило себя.

– Прости, – не стал оправдываться друг.

– Ты! – Аль поднялся, шагнул за камень, встретился взглядом с такими знакомыми желтыми глазами, прищурился и спросил сурово: – Следил за нами?

Мелюзга тоже встала. Вот любой первокурсник в этот момент уже драпал бы, а эта… Приняла независимый вид, уперла руки в боки и бросила:

– Очень надо. Сами на мое место пришли. Я просто не стал вас выгонять.

Шиль присвистнул:

– Огонь меня поглоти, вот это наглость.

– Погоди, это ты дрался за альбом, – узнал курсанта ничего не забывающий Лунь.

Мелюзга горделиво вздернула подбородок. Величественно кивнула. У Аля аж ладони зачесались – треснуть по наглой гордости, но он сдержался. Во-первых, девчонка, а во-вторых… тоже она.

– Так что там с помощью? – с надеждой уточнил Франтех.

– Забудь, – бросил Аль. Еще не хватало. Втягивать ходячую неприятность? Да она им все еще на подходе испортит.

Мелочь прищурилась, глянула на Аля злобно – точно он ее ударил, покраснела и зачастила, боясь, что перебьют:

– Ничего сложного. Зайду в столовую и изображу выброс. Первый курс. Никто не удивится. А в суматохе вы все сделаете.

– Точно сможешь? – спросил Шиль, посмотрел оценивающе.

– Не сомневайся, – пожала худенькими плечами мелочь, – выброс будет таким, как надо.

– Нет! – отрезал Аль. – Никаких выбросов. Мы справимся без тебя.

В столовой, как всегда, было шумно. Гремели посудой, разговаривали, смеялись. Пахло кашей, вареным мясом и булочками. Вторая ступень обедала с четвертой. Первая с третьей. Для пятой – выпускной – расписания не было. Когда успел – тогда и поел. И выпускникам уважительно уступали очередь. Всегда.

Аль переглянулся с Шилем. Они были наготове. Остался выход мелюзги. Звали ее, оказывается, курсант Лангард. Чье имя присвоила себе мелкая, Аль уточнять не стал – душила злость. Злился он в первую очередь на самого себя, потому что не смог придумать лучшего плана, чем тот, который предложила девчонка.

Бросил очередной встревоженный взгляд на центральный проход, и сердце пропустило удар – на пороге стояла, чуть покачиваясь, маленькая фигурка. Шестой сжал кулаки, заставляя себя остаться на месте. Все должно идти по плану.

В суете столовой никто еще ничего не заметил. Спокойно обедали наставники. То один, то другой стол взрывался хохотом. На курсе всегда находилась пара весельчаков, готовых заставить товарищей утирать слезы от смеха. Преподаватели не вмешивались, понимая, что парням надо расслабиться. Через полчаса им обратно за парты или на полигон.

– Эй?

Девчонку заметили. Удивились.

– Что тут делаешь? Проголодался что ли?

– Бледный он какой-то. С тобой все хорошо?

Хорошо не было. Мелюзга мастерски изображала предобморочное состояние. Пошатываясь, точно ослепнув, добралась до стола с целью. Шиль сидел за один стол от Гарвара, как и было обговорено заранее.

Гарвар Шестого заметил еще на подходе, занервничал и явно приготовился слинять, если к нему попробуют подойти, но Аль сел ужинать за стол от него, и Гарвар успокоился. Он не знал, что к нему должен подойти бледный, полудохлый первокурсник, чтобы тут же рухнуть на пол.

По столовой прокатилась волна жара, пока еще слабого – предвестника чего-то большего.

– Выброс! – набатом прозвучал тревожный голос. Самые нервные повскакивали с мест. К столу Гарвара уже спешили наставники с преподавателями. Но они явно не успевали.

Воздух за считанные мгновения нагрелся до раскаленного состояния. Запахло паленым. Кто-то, сдавленно ругаясь, тушил обуглившееся листы бумаги. Воздух искривили спешно создаваемые щиты.

И