Ни у Фрола, ни у жены его оружия не видно. Остальные пятеро вооружены. Кто чем. У одного на боку сабля, у другого пистоль, третий держит на плече серьёзную штуку, при виде которой у Сыскаря в голове всплывает полузабытое слово «бердыш». Что у остальных, разглядеть не удаётся, потому как долговолосый что-то громко выкрикивает в небо на языке, который Сыскарь условно определяет про себя, как древнеславянский и разбирает из всей тирады лишь несколько слов: «Велес», «кровь», «смерть», «дева» и «прими».

Сопоставив увиденное и услышанное, нетрудно сделать вывод: сейчас тут будут кого-то убивать. То есть понятно, что убивать будут сначала Дарью — зря, что ли, она к идолу привязана, да ещё и в обнажённом виде? Принесут, так сказать, в жертву. Ну а там, глядишь, и до Харитона очередь дойдёт. Следом же, судя по всему, должны идти они — Андрей Сыскарёв и Симайонс Удача. Ну чистое кино, если разобраться. А вот хренушки вам, дорогие предки, не будет кина. Лектричество кончилось и киномеханик забухал.

— Всем стоять! — надрывая глотку, орёт Сыскарь. — Полиция Москвы! Оружие на землю!!

И для острастки стреляет в воздух.

Однако острастки не получается. Их замечают. К ним как по команде поворачиваются головы всех присутствующих.

— Бей, — говорит длинноволосый. Именно говорит, не кричит. Но от этого «бей» у Сыскаря, словно мутится на половину мгновения в голове и следующее, что он видит — рука с длинным ножом, отведённая для удара и глаза Дарьи, полные отражённого пламени костра пополам с ужасом.

Он стреляет дважды, не думая, навскидку, зная лишь одно — право на промах осталось где-то в другой жизни. И твёрдо помнит, что заряжал новую полную обойму. Значит, осталось пятнадцать выстрелов.

Первая же пуля попадает в голую мускулистую грудь, и человек роняет нож, шатаясь, делает шаг назад, и тут же вторая бросает его на землю. Всё, это уже не боец.

Рядом стреляет Симай. С двух рук, по-македонски. Правая мажет, левая попадает. Точно в голову толстой неопрятной Устинье. Все, кто рядом, — в крови и мозгах.

— Убили!!! — истошно визжит Фрол и бросается к крыльцу, выхватив нож из-за голенища. Значит, был не совсем безоружный. Ну, извини.

Бах!

Дёргается «Грач», улетает гильза, падает, будто споткнувшись на бегу, Флор.

«Четырнадцать», — считает про себя Сыскарь, видит чью-то вскинутую руку с пистолетом и снова жмёт на спусковой крючок. Хорошо, что кремневый выстреливает не сразу. Пока вспыхивает порох на полке, поджигает основной заряд, и расширяющиеся газы выталкивают из ствола свинцовый кругляш, бронебойная пуля со стальным термоупрочненным сердечником, массой пять и четыре десятых грамма со скоростью четыреста пятьдесят метров в секунду опережает свою древнюю предшественницу на целую вечность длиной в полсекунды, разворачивает к чёртовой матери руку, держащую кремниевый пистолет, и затем пробивает шею. Кровь фонтаном, хрип, тело шлёпается на землю и в агонии скребёт ногами.

Тринадцать.

Симай стоит рядом в некоторой растерянности и не знает, что ему делать. Заряжать свои пистолеты нечем, а другого оружия у него нет. Нет, всё-таки находит дело.

— Ложись! — орёт. — Всех убьём, гады!!

Хорошо орёт, доходчиво. Но ни до кого не доходит. Как и в том случае, когда орал Сыскарь. Краем глаза он видит, как двое — один с бердышом и второй с саблей на боку прикрывают собой длинноволосого в древнем кафтане, на котором вроде бы блеснули те самые пуговицы золотые, отступают, бегом уводят со двора…

Стрелять — не стрелять?

Некогда думать.

Толпа из мужиков и баб молча движется к крыльцу, и тут Андрею становится по-настоящему страшно, потому что оружия в их руках нет, но откуда-то он знает совершенно точно — эти люди, чьи ежедневные занятия мирны и неагрессивны по самой сути, теперь идут их убивать. Доберутся — разорвут руками и зубами. Крестьянская сила, как известно, самая крутая. Ибо она от земли.

Забаррикадироваться в избе?

Ещё хуже. Обложат хворостом и подожгут. С них станется. Опять же Дарья и Харитон пока ещё не на свободе. Вот они — одна, по-прежнему, голая к деревянному столбу-идолу привязана, второй рядом с ней на коленях, смотрит через пламя костра на крыльцо, силясь разглядеть, что происходит.

За то время, что Сыскарь думает, толпа ещё на пару шагов сокращает расстояние. Всё, кончилось время на размышления.

Он поднимает «Грач», знакомым усилием воли прекращает в голове течение любых мыслей и жмёт на спусковой крючок. Словно в тире.

Бау-м! Бау-м! Бау-м!

Двенадцать, одиннадцать, десять.

Три выстрела — в грудь, в живот, снова в грудь — три тела валятся под ноги наступающим.

Женский истошный, захлёбывающийся крик.

Расстояние сокращается ещё на два шага.

И ещё трижды верный «Грач» изрыгает короткий лай и пламя.

Девять. Восемь. Семь.

Интересно, успеет ли он сменить обойму, если они не остановятся?

Бау-м! Бау-м!

Шесть. Пять.

Меньше десяти шагов до крыльца. Почему они не бегут? Идут, как заведённые куклы. Гипноз, не иначе. Или колдовство. Хотя какая, на хрен, разница…

Бау-м!

Четыре.

А их семеро. Четыре мужика, три бабы. Эх, сколько ребятни осиротеет сегодня — кошмар. Главное, чтобы ночью потом не снился.

Бау-м!

Три.

Пять шагов.

Он отступает к самым дверям, упирается в них спиной.

Где Симай? Рядом его нет. Вспомнил, где видел подобное. В своём воображении, когда читал «Тёмную башню» Стивена Кинга. Там Стрелок в самом начале убивает целую деревню околдованного народа. Мужчин, женщин, детей, стариков — всех. Убивает хладнокровно, спасая свою жизнь. В точности, как и он сейчас.

Бау-м!

Два.

Здесь нет детей и стариков. Уже легче. Но это не воображаемая сцена из книги, тут всё по-настоящему. И промазать трудно. Потому что на таком расстоянии промажет разве что ребёнок. Детей же, как мы уже выяснили, здесь нет.

Бау-м!

Один.

Они уже ступили на крыльцо. Четверо. Два мужика, две бабы. И теперь он видит, что у обоих мужиков в руках ножи. Откуда только достали — в лаптях же… Без паники.

Бау-м!

Последняя пуля в обойме сбрасывает одного из мужиков с крыльца.

Второй делает шаг вперёд, отводит руку с ножом для удара. Обе бабы по бокам готовы вцепиться пальцами в глаза. Ему кажется, или та, что справа, беременна? Этого ещё не хватало…

Пустая обойма вылетает из рукоятки пистолета, пальцы нащупывают в кармашке кобуры вторую, выхватывают, с щелчком досылают на место.

Не успею, блин с чебурашкой…