Варяг закончил читать и усмехнулся.

— Типичная агитка.

— Наверное, — Николай задумался. — А может все-таки мы решили не на тех ставить? Может Гау лучше Старшины?

Яхонтов взглянул на Васнецова.

— Ты слышал рассказ старика? Гау лучше? Они изменники и этим уже многое сказано, если не все…

— Старик не беспристрастный свидетель. Гау убили его сына. А какая в том была истинная причина, мы ведь не знаем. Возможно, в старике говорила не объективность, а слепая ненависть к Гау?

Яхонтов покачал головой и взмахнул перед лицом Николая листовкой.

— Вот-вот, Коля. Вот на это и рассчитана данная бумажка. И как видно по твоей реакции, она работает. Ты уже засомневался и поверил написанному.

— Но это я. Человек не имеющий никакого понятия ни о Старшине, ни о Гау ни об их укладе и прочем. А как насчет тех на кого она рассчитана? Ведь это непростительная роскошь, изводить хорошую бумагу на листовки, а затем подряжать на их распространение целый вертолет и тратить топливо, рискуя при этом и машиной и людьми, способными вертолетом управлять. Значит, есть почва под этими словами. Значит не пустой это треп, рассчитанный на идиотов.

Теперь задумался Варяг. Он, молча, глядел в эту листовку, затем скомкал ее и отшвырнул в сторону.

— Нельзя недооценивать силу и значимость информационной войны и пропаганды. Ты не знаешь что это за сила. Уже давно нет телевидения и газет, интернета и кинематографа. Но эти, безобидные на первый взгляд, вещи, выворачивали мир наизнанку. Крошили государства на куски, заставляя единый некогда народ делиться на части, и идти друг на друга войной. Я помню, как это работало. Я помню, как формировалось общественное мнение. Нет, это не простое расточительство. Тот, кто не боится тратить силы и ресурсы на пропаганду и агитацию, получает мощный козырь. Пропаганда это тоже оружие массового поражения. Даже если они будут нести объекту своих усилий по промыванию мозгов совершенную чепуху, не имеющую ничего общего с действительностью, они имеют много шансов добиться успеха. Ведь так устроен человеческий разум. Даже гордого и сильного человека, принадлежащего к великому народу с великой и славной историей, можно убедить, что вся его история сплошной мрак и рабство под пятой бесчисленно сменяющих друг друга тираний. Его можно убедить, что он сам никчемное быдло, из числа множества никудышных представителей народа, который на самом деле ни на что не способен кроме беспробудного пьянства. В такой борьбе нельзя экономить на материальных ресурсах, которые можно бросить на оболванивание и одурачивание людей! Ведь сознание людей способны к изменению. Силой одной только пропаганды можно посеять в обществе хаос и незаметно подменить ценности людей на фальшивые и заставить их в эти фальшивые ценности верить. Так можно сломить любой народ. Любую нацию. Даже самую непокорную. И тогда последствия будут чудовищны. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в ненужную химеру. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов — все это способна породить пропаганда. И вот с таких бумажек она и начинается. Нет, Коля, эта бумажка еще больше меня убедила в том, что ставить надо именно на Старшину. Потому что я помню прошлое. Я помню нашу историю, Николай.

— А что если ты ошибаешься?

— У нас не так много времени, чтобы изучать местный колорит, Коля.

— Так мы можем сэкономить это время, обратившись напрямую к Титосу Гау.

Яхонтов покачал головой.

— Если я не ошибаюсь, то слово Титос означает какое-то звание в иерархии масонов.

— А кто такие масоны? — пожал плечами Васнецов.

Варяг ответил не сразу. Он подыскивал наиболее оптимальный ответ. Короткий и емкий одновременно.

— Масоны это те, — произнес он, наконец, — Многие из которых занесены в черные списки артели ассасинов, мне так думается. То есть объекты подлежащие уничтожению. Те, кого должны убивать Людоед и твой отец, между прочим.

— Но ты ведь и в этом не уверен. Так?

— А в чем ты уверен? — Варяг ухмыльнулся.

Ответа не последовало. Николай понял, что тут ему возразить нечего. В голове снова сумбур мыслей, сквозь которые пробивалась какая-то непонятная тревога. Попытки докопаться до причины этой тревоги никаких результатов не давали, что только усиливало хаотичное движение мыслей.

— Вот то-то же, — Кивнул Яхонтов. — Ладно. Пошли обратно.

Они снова двинулись по реке, идя по собственному следу, оставленному на белом снегу. Васнецов продолжал думать о том, что вызывает это тревожное чувство и ему отчего-то захотелось быстрее пересечь эту замерзшую реку и оказаться на другом берегу. Он почему-то думал, что тогда его тревога если не исчезнет, то станет много меньше. Странно. Его ведь никогда не беспокоила родная река Ока, на берегу которой он всегда жил. Никогда до того момента, как не случилось то землетрясение, во время которого он и Вячеслав едва успели убраться с сокрушаемого стихией льда, спасая при этом старика эколога. Наверное, тогда в душе зародился страх перед замерзшим водоемом, где под слоем льда ждут своего часа холодные воды. Такое объяснение Николай нашел убедительным и рациональным, и стало даже немного спокойней.

В общем-то, можно было понять, отчего старик вежливо и деликатно, но все-таки отказался выступить в роли проводника и указать путникам дорогу до так называемой Новой республики. До дамбы, где был резкий перепад уровня реки, от самолета было где-то километров двадцать пять. И уже от этих водных ворот нужно было проехать еще километров шесть. Конечно, ему не составило бы особого труда сесть в луноход и ехать с ними, указывая дорогу. Но обратный путь на лыжах для пожилого человека стал бы весьма затруднительным. На рассвете Якут просто набросал обломком сухой ветки на снегу примерную схему и направление движения. И вот теперь, когда луноход достиг Улах-ан, Людоед попросил Варяга остановить машину. Он вышел из вездехода и встал на высоком отвесном и заснеженном берегу. Дамбу достроить не успели. Потом резко наступили холода, которые с тех пор не прекращались. Характерные ледяные наплывы, каскадом образующие почти вертикальную стену в десять пятнадцать метров высотой наглядно говорили о том, как быстро ледяной холод стал диктовать свои условия реке. Это был словно застывший водопад, у края которого теперь стоял и курил Илья Крест, задумчиво разглядывая лед.

— Н-да, Варяг, начни ты посадку позже и дальше того места, шваркнулись бы отсюда как миленькие. — Задумчиво пробормотал он вышедшему из лунохода Яхонтову.

— Повезло, — пожал плечами Варяг. — Да тут километров двадцать пять. Еще и взлететь, пять раз хватит.

— Ну да, — Кивнул Людоед. Он был чем-то явно озабочен. И судя по всему, не тем что они могли немного промахнуться и при посадке упасть с этого перепада уровня реки.