сильным икрам, туго обтянутым камуфляжными брюками и короткими голенищами шнурованных сапог. Ника-Кобра тоже явно заметила этот взгляд, но не смутилась и не разозлилась.

«Знаешь что, сестра, - мысленно сказала она мне, - я тут давеча полюбовалась на так называемую супругу нашего нового старого знакомого, и могу сказать, что для будущего главы лейб-компании императрицы Ольги такая жена неприемлема. Мало того, что она десоциализирует Мишеля, выбивая из роли государственного человека, эта женщина может стать инструментом в самых неблаговидных интригах...»

«И поэтому ты решила разрушить их брак?» - полетел к ней мой мысленный ответ.

«Разрушить - это не то слово, - ответила Ника. - Госпожа Наталья Шереметьевская-Мамонтова-Вульферт-Брасова должна исчезнуть не только из личной жизни Мишеля, но и из самого этого мира. Но сделать это необходимо так, чтобы инициатива разрыва принадлежала исключительно ей, и никому более. В любом другом случае проблем будет столько, что не расхлебаешь. Думаю, что лучшим способом будет поманить ее мирами будущего, на фоне которых двадцатый век - ужасное захолустье, в то время как чувство долга, которое у нашего героя необходимо усилить, будет призывать его остаться и крепить трон дражайшей племянницы».

«И именно поэтому ты выставилась перед ним в качестве неотразимой медовой ловушки? - с оттенком осуждения мысленно произнесла я. - Ты же должна понимать, что тоже не можешь остаться в этом мире - а раз так, то Михаилу Александровичу предстоит искать равноценную замену. Это должна быть особа такая же сильная, гордая и красивая, как ты, и в то же время свободная от всех прочих обязательств и неразрывно связанная с этим миром...»

«Собственно, все это - изначально не моя инициатива, - мысленно пожала плечами Ника. - Какая-то самка собаки, из тех, что имеют такую возможность, заказала Мишеля Эроту, чтобы тот возбудил в нем неразделенную любовь в мой адрес. Поэты, узнав о таком, должны уписаться от восторга, а мне все это неинтересно, за исключением того обстоятельства, что не люблю причинять зло хорошим людям даже ненароком. Но больше всех взбеленился Батя, пообещал выдернуть Эроту ноги, а Лилии заказал исправление содеянного, ведь внутри этого взрослого и битого жизнью мужчины до сих пор сидит едва оперившийся романтичный юноша - такой, каким его застало заклинание злобного колдуна. Я же решила повнимательнее присмотреться к Мишелю - и как к своему недобровольному поклоннику, и как к будущему главе лейб-компании. И то, что я увидела, меня не обрадовало. По этой части Батя дал маху, ибо не разбирается в наших бабьих натурах. Как говорил один известный человек, „тщательнее надо, мы это внутрь употребляем". Что касается равнозначной замены моей особе, то могу сказать только, что это не обязательно должна быть уроженка этого мира. Будет достаточно, если эта девушка или женщина накрепко привяжется к Мишелю и станет его надежной опорой...»

«Надежда Дурова...» - непроизвольно подумала я.

«Курица твоя Дурова! - в сердцах ответила Ника. - Свободы ей захотелось, а связанной с этим делом ответственности она брать на себя не хочет. Нет уж, такая станет Мишелю лишь обузой. И вообще, подруга, давай начнем, а прочие вопросы будем решать по ходу проблемы. А то, кажется, наш клиент начинает о чем-то догадываться...»

И точно: Михаил Александрович покрутил головой и, деликатно прокашлявшись, хрипло спросил:

- У меня такое ощущение, дорогие дамы, что вы переговариваетесь на мой счет, а я сижу тут дурак дураком и ничегошеньки не понимаю...

- Понимаете, Михаил, - ответила я с глубоким вздохом, - в свое время на вас, как на возможном преемнике вашего брата, сошлось множество различных интриг, и некоторые интриганы были не без талантов к колдовству. Одни накладывали на вас свои заклинания неосознанно, ибо вовсе не ведали что творят, другие же, пытавшиеся изучать древние оккультные трактаты, творили заклинания вполне сознательно, но, как это бывает у самоучек, частенько путали круглое и мягкое, квадратное и твердое, а также плюс с минусом. Все простые случаи - деревенские порчи, заговоры, энергетические присоски, отвороты и привороты - Лилия во время своих сеансов у вас уже оборвала, и теперь нам с Никой нужно войти к вам внутрь и при полном вашем согласии и содействии сделать работу, которую никто не назовет простой. Согласны ли вы впустить нас к себе и позволите ли сделать все необходимое для того, чтобы вы снова стали цельной полноценной личностью, способной ставить перед собой великие цели и радоваться их достижению?

- Да, Мишель, - добавила Ника гипнотизирующим голосом, - ментальная операция, которую мы с Анной Сергеевной будем делать над вашим сознанием, нацелена на улучшение вашего благополучия, а также на то, чтобы с вашими племянницами, не в пример вам храбро взявшимися за титанический труд обновления и исправления Российской державы, не случилось ничего плохого. Разве же это не достойная уважения цель - сделать Россию цельной, стойкой, развитой и процветающей державой?

- Да, это действительно достойная цель, - подтвердил Михаил Александрович и тут же спросил: - А мое другое, прошлое воплощение подвергалось таким, как вы сказали, заклинаниям?

- Вот именно что подвергалось, - подтвердила я, - и там нам это заклинание удалось снять. Но тут с вами все гораздо сложнее, чем в тысяча девятьсот четвертом году, так как и заклинания на вас теперь лежат в несколько слоев, да и к тому же некоторые колдуны уже умерли, после чего их творения пришли в крайне неудобное состояние, похожее на спутанный моток колючей проволоки. Ибо эта мешанина чужих разнонаправленных мотивационных флюидов не дает вам возможности принимать выверенные ответственные решения, а в итоге приведет вас к безвременной смерти.

- Ну хорошо, - кивнул Михаил Александрович, - я даю свое согласие на эту вашу ментальную операцию -так давайте же, начинайте скорей, дабы я не успел передумать и отказаться.

Мы с Никой переглянулись, а потом одновременно впились взглядами в чуть расширившиеся зрачки нашего пациента.

Один миг - и мы уже там, в знакомом коридоре, и Эго Михаила Александровича, ничуть не повзрослевшее, снова предстало перед нами в виде шестнадцатилетнего юноши с тоненькими усиками-стрелочками на почти детском лице. Но теперь в окнах нет стекол, только кое-где из рам торчат острые осколки, а по ту сторону оконных проемов клубится то ли дым, то ли ледяной серый туман. По крайней мере, ощущение пронизывающего холода здесь почти нестерпимо, и я начинаю жалеть,