Серьезный молодой человек деликатно закрыл за собой дверь и направился к Санционаре.

— Спокойно, сэр, не нужно лишних движений. Передайте мне это ожерелье.

— Луиджи, кто эти люди? — Лицо Аделы, бывшее только что пунцово-красным, сделалось вдруг белым как мел. — Что они здесь делают?

— Инспектор Аллен, мэм. Вы говорите по-английски?

— Да, говорю.

— Хорошо. Эта леди — мисс Карлотта Смит.

— Sanguisuga![61]— прошипела Адела.

— Я представляю детективный отдел столичной полиции, — продолжал Аллен.

— Vecchia strega,[62]— огрызнулась Карлотта.

— Я могу объяснить, — запинаясь, произнес Санционаре, неуклюже делая вид, что никакого ожерелья у него и нет. — Это недоразумение.

— Мисс Смит утверждает, сэр…

— Он вломился в мое купе и попытался меня изнасиловать, — перебила «детектива» Карлотта. — Позднее я обнаружила пропажу рубинового ожерелья с изумрудами. Того самого, что сейчас у него в руке.

Адела шумно, как хищник перед прыжком, выдохнула, и в тот же миг Санционаре разжал пальцы и вскинул руки, защищая лицо от свирепых когтей. Украшение упало на мягкий ковер.

— Monstro Informe![63]— завопила, бросаясь на него, Адела.

— Это еще что такое! — Инспектор попытался разнять сцепившуюся парочку. — Луиджи Санционаре, я арестую вас за кражу ожерелья и должен предупредить, что все сказанное вами может быть записано и использовано в качестве улики.

— Scandalo![64]— всхлипнул Санционаре, понимая, что ловушка захлопнулась.

Адела, шмыгнув носом, выдавила из себя пару неприличных проклятий.

Внезапно все стихло. Адела замерла, повернув голову к двери. Аллен отпустил руку Санционаре.

Итальянец поднял голову. В дверном проеме застыл высокий, сухощавый мужчина с изнуренным лицом профессора Джеймса Мориарти.

— Луиджи. Как я рад снова вас видеть! — Его голова медленно качнулась из стороны в сторону.

Карлотта фыркнула, сдерживая смех.

— Помолчите, мисс, — одернул ее Профессор. — Я не вижу здесь ничего смешного.

— Что?.. — Санционаре вдруг почувствовал, что ноги у него как будто превращаются в вареные спагетти. В голове зашумело. Комната завертелась, потом остановилась. Он моргнул, но не смог отвести глаз от Мориарти, появление которого сулило неминуемый конец. В пелене, застилавшей рассудок, постепенно проступали истинные очертания происходящего. — Мориарти…

— Собственной персоной, — мрачно подтвердил Профессор.

— Так это все ваше…

— А вы становитесь проницательнее к старости.

— Но… мне говорили, что с вами покончено. После сандринхемского дела…

— И вы оказались настолько глупы, что поверили.

Итальянец огляделся. Нет, комната осталась прежней, значит, ему ничего не привиделось.

— Но зачем? К чему это?

— Неужто вы настолько отуплены тщеславием, что не понимаете? — Мориарти шагнул к нему. — Чтобы проучить вас, Луиджи. Преподать наглядный урок. Показать в наиболее доходчивой форме, что я был и остаюсь хозяином криминальной Европы. Что я могу в любой момент щелкнуть пальцами, и вас не станет. — Голос его звучал негромко, как шум ветра в кронах деревьев.

Санционаре поежился.

— Получается…

— Да. Я, как говорится, разбил вас на голову. Будь это все на самом деле, а не спланированным мною розыгрышем, вас везли бы сейчас в тюрьму.

— Розыгрыш? — хрипло повторил итальянец, и его глаза наполнились страхом.

По губам Мориарти скользнула тень улыбки.

— Вы ведь занимаетесь драгоценными камнями, да? — знакомым голосом произнес он. — Я бы сказал, камешками. Сомневаюсь, что вы способны отличить стекляшку от граната.

— Вы были Смитом. — Голос итальянца прозвучал сухо и бесцветно, словно говорил не живой, еще недавно уверенный в себе мужчина, а мертвец.

— Конечно, я был Смитом. — Профессор повернулся к Аделе. — Синьорина Асконта, вы должны простить Луиджи. В партии против Карлотты у него не было шансов. Думаю, она свела бы с праведной дороги и самого святого Петра.

Адела хмыкнула.

— А инспектор? Он?.. — промямлил Санционаре.

— Мой человек. Посмотрите хорошенько, вы же все — мои люди. Я лишь хочу доказать, Луиджи, что всегда, независимо от времени и места, могу делать с вами все, что только захочу. Могу согнуть, сломать, лишить вас всякого влияния. Я уже доказал это Шлайфштайну и Гризомбру. Они поняли свои ошибки и теперь на моей стороне. Вам нужно сказать лишь слово…

Санционаре выругался.

— Я намерен, реформировать наш старый альянс, — повысил голос Мориарти. — Со мной во главе мы в состоянии контролировать весь уголовный мир Европы. Но выбор за вами. Можете оставить за собой Италию. Но в одиночку, как мне кажется, долго вам не протянуть.

Позже, когда Аделу немного успокоили, а Санционаре дали бренди, итальянец спросил:

— Но что было бы, если бы я не согласился? Если бы попытался бежать?

— Вряд ли, — улыбнулся Профессор. — Мое появление так ошеломляет, что люди даже утрачивают ощущение реальности. Но, если бы случилось так, как вы предположили, мне пришлось бы прибегнуть к сильным мерам воздействия. Подойдите к окну.

Все послушно подошли к окну с видом на Ланхем-плейс. Мориарти указал на Терреманта, восседавшего на месте возницы.

— Он позаботился бы о том, чтобы вы не ушли слишком далеко. Если бы я счел это необходимым, вас бы убили.

Несколько часов спустя, уже после того как Санционаре отвезли в Бермондси, где он смог присоединиться к старым партнерам по криминальному бизнесу, Мориарти, уединившись в кабинете, повторил уже привычный ритуал с записной книжечкой, закрыв еще один счет. Оставались двое. Зегорбе и Холмс. Трое остальных должны послужить уроком для испанца. На этот раз тактика будет простой — прямое и недвусмысленное обращение, и если не получится, то тогда сам Зегорбе послужит уроком для тех троих.

Мориарти позвал Спира и продиктовал короткую телеграмму в Мадрид.

СРОЧНО НУЖНО ПОГОВОРИТЬ В ЛОНДОНЕ. ПОЖАЛУЙСТА, СООБЩИТЕ ВРЕМЯ И МЕСТО ПРИБЫТИЯ.

Телеграмму подписали Гризомбр, Шлайфштайн и Санционаре. Обратный адрес был такой: до востребования, почтовое отделение Чаринг-Кросс, Лондон.

Лондон, Анси и Париж: