— Сильветту… разбудил. — Его голос становился тише. Собрав всю свою волю в кулак, Аура приблизилась ко рту старика.

— Пять лет назад, — прошептал старик. — Не мог ждать… Становилась все старше и… старше. Должен был остановить процесс.

— Что ты сделал с Сильветтой? — Голос Кристофера звучал хрипло. — Ребенок там в зале — это дочь Сильветты?

— Моя дочь, — тяжело дыша, отозвался старик. — Моя дочь… и дочь Сильветты! Милая, дорогая, маленькая Тесс. Она ведь похожа на… свою мать?

— Что случилось с Сильветтой? — взволнованно спросила Аура. — Где ты её спрятал?

— Ушла отсюда… ушла со всеми остальными.

— Куда?

— Она убежала от меня. — Господи Боже, неужели она видела слезы в его глазах? — Она… бросила меня. Все меня бросили.

— Неужели ты хочешь сказать, что годами живешь здесь внизу один с маленьким ребенком?

— Один. Помощь… сверху. Еда, забота из крепости.

Кристофер сплюнул на кровать. Слюна впитывалась в простынь как растаявший снег.

Позади них послышались шаги, легкие, детские шаги. Внезапно Тесс очутилась рядом с Аурой, все еще держа в руках куклу. Она неподвижно уставилась на умирающего старца.

— Тесс, — серьезно спросила Аура, — это твой отец?

Девочка не ответила.

Где-то за спиной Баласси прошептал:

— У малышки не все в порядке с головой. — Согласный шепот пробежал по строю.

Аура разозлившись взглянула на командира наемников, но в глубине души она вынуждена была признать его правоту. Родителями Тесс были отец и дочь, возможно, одного этого было достаточно, чтобы её рассудок помутился. Свой отпечаток наложили и годы, проведенные в этом подземелье вместе с Лисандром.

Ауру охватило горячее желание прижать Тесс к себе, но девочка оставалась неподвижной и равнодушной.

Вот он — венец безумия: отсталый ребенок, явившийся на свет в результате жестокого изнасилования, отмеченный еще до рождения.

Аура приняла решение.

— Ты пойдешь со мной, — прошептала она на ушко ребенку. — Я знаю одного человека, который с радостью познакомится с тобой.

Старик услышал эти слова.

— Нет! — прохрипел он и поднялся как от удара током. — Тесс моя дочь. Моя дочь! Никто не может отнять её у меня. — Потом он упал и затих — рот полуоткрыт, левая рука впилась в запястье Ауры.

Почти в панике Аура высвободила свою руку из его хватки. Там где её кожи коснулась его рука, волоски упали. Испуганная и зачарованная одновременно, она подняла свою руку к губам и легко подула на неё: отмершие волоски улетели. Это место было четко очерчено.

— Он мертв? — спросил Кристофер.

Командир наемников подошел и пощупал пульс старика.

— Нет, еще жив.

Аура удивленно смотрела то на старика, то на Баласси.

— Но ведь он не дышит. Посмотрите! — Действительно, грудь старика не двигалась.

— Он умрет, — сказал венгр. — Не позже завтрашнего утра с ним все будет кончено. Выходит, вы хотите опередить судьбу.

Несколько мгновений Аура не могла найти слов. Она все эти годы мечтала о том, чтобы убить Лисандра, прикончить его раз и навсегда. Желание, в которое она, как в холодную черную реку, погружалась ночь за ночью, чтобы на следующее утро с новой силой стремиться к этой цели. Но теперь, когда Лисандр лежал перед ней, вернее, лежала лишь его оболочка, в которой ничего не осталось от дьявольского разума алхимика, ей была противна сама мысль о том, чтобы прикоснуться к нему рукой.

Но была ли в этом необходимость? В конце концов, она заплатила за то, чтобы другие сняли с неё это бремя.

Надломленным голосом она сказала:

— Убейте его.

Штыки ринулись вперед, к телу умирающего алхимика.

Тогда Кристофер вскричал:

— Нет! Подождите!

Наемники приостановили свои ружья. Штыки застыли над чахлым телом, как дрожащие дамокловы мечи.

— Теперь вы отдаете приказы? — холодно спросил Баласси.

— Мы не можем убить его. Это грех.

— Грех? — Глаза Ауры сузились, она недоверчиво уставилась на Кристофера. — Ты знаешь, что натворил этот человек. Он тысячу раз заслужил свою смерть.

— Господь накажет его. — Голос Кристофера затих, будто он сам не был полностью уверен в своих словах. Но его вера была глубже, чем ненависть.

— Что ты предлагаешь? — Аура встала перед ним, скрестив на груди руки. Она чувствовала, как желание убить старика постепенно исчезает.

— Может быть, возьмем его с собой, — предложил Кристофер, не обращая внимания на язвительные взгляды наемников. — Сдадим его в полицию.

— В полицию? Кому как не тебе лучше знать!

— Все равно, — с трудом возразил он, словно идя наперекор самому себе. — Мы не можем его убить. Слишком много людей уже погибли: Даниель, Джиллиан… Фридрих — хватит.

Аура была как никогда готова отмахнуться от слов Кристофера и приказать Баласси убить, наконец, Лисандра. Но потом она поняла, что этим она просто свалит свою вину на другого. В действительности смерть старца навсегда останется на её совести.

— Его спасут, — сказала она, будто говоря сама с собой. — Здесь внизу должны быть еще люди. Кто-то заботился о нем и ребенке. Они заберут его, как только мы уйдем, и вылечат его.

— Его уже не вылечишь, — проворчал Баласси, — можете мне поверить. Это старость — против неё не поможет никакое лекарство.

Кристофер кивнул, соглашаясь с ним, и схватил Ауру за руку.

— Он умирает, Аура, неважно от чего. Лисандр умирает.

Затем он просто повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.

Взгляды наемников устремились на Ауру. Она еще немного колебалась, потом покачала головой, так медленно, словно какая-то сила пыталась удержать её.

— Уберите оружие, — сказала она в конце концов. — Вы все слышали, что он умрет, так что не стоит нам пачкать об него руки. — Она сказала «нам», но в действительности говорила только о себе. Одно дело желать кому-либо смерти, совсем другое — убить его самому. На миг у неё всплыли воспоминания о старике в хижине, но она сразу же прогнала эти мысли.

Аура догнала Кристофера на углу коридора, держа Тесс за руку; она не смогла бы себя заставить отпустить её. Отпустить Тесс — потерять веру в Сильветту: в этот момент это было для неё одно и то же.

Кристофер посмотрел на них. Он прислонился к стене, его глаза покраснели.

— Зачем ты освободила меня, Аура? Почему ты хотела, чтобы я пошел сюда вместе с тобой?

— Чтобы положить этому конец, — мягко сказала она. — Чтобы раз и навсегда положить этому конец.