— Ну, Матвей Борисыч… — с комком в горле произнёс Ермолаев и засопел.

— Ладно, я понял, что угодил, — улыбнулся старик. — Теперь по второму вопросу… Спирта там — о! — развёл руками Стешко. — Но я туда где мог, поставил почти несъёмные замки, чтобы бабы не спились. Нет, твои архаровцы, конечно, своротят их и не поморщатся. А как ты его перевозить будешь? — прищурился он.

— А что, спиртовозов не осталось?

— Осталось, — ухмыльнулся дед. — Цельных три штуки, только движки там, по моему, никакие.

— И чё? Зацепим к БТРам и «Камазу»…

— А нас как? Ведь лошадей я не оставлю, хоть стреляй меня.

— Зачем? Надо найти автобус или пару таких же «Камазов»…

— И автобусы есть. Цельных четыре штуки. В том же спиртзаводе ржавеют. В трёх мы как-нибудь уместимся, а один под лошадок. У вас на нас жратвы-то хватит? Не, конечно, у нас кое-что по мелочи имеется…

— Стоп! Давай по-порядку. Завтра мои люди глянут спиртовозы и автобусы. Причём второе в первую очередь. За сутки, думаю, технику более-менее подготовят.

— Ты вообще в Туле обитаешь?

— Нет, в Воронежской области. Нас Чума туда прогнала. У меня и от дивизии около половины осталось. Но там собрались реально хорошие люди. Главой поселения гражданский, который и получил лекарство от Чумы.

— Он врач?

— Нет, врач у него жена, но он заболел и выжил, а его кровь стала антидотом Чумы.

— Город большой?

— Более десяти тысяч жителей. Как гражданские, так и военные.

— Олег, демократов нет?

— Не упоминай при мне это слово, ладно? — с укором поглядел Ермолаев. — Нет у нас ничего такого. Отношения как в Советском Союзе — доброжелательные.

— Тогда добре, — кивнул Стешко. — Пока радист тут наяривает, пойдём, с народом пообщаемся.

Попали они к самому разгару некоего противостояния гражданского населения и военных. С одной стороны стояло несколько женщин разного возраста с вилами и косами, с другой — Синицин с супругой и десятком десантников. Увидев Стешко, бабы сразу загалдели:

— Матвей Борисович! Это кто такие? На вопросы не отвечают, автоматы в руках…

— Это наши спасители… — начал было он.

— Та они кляты москали! — перебила его дородная баба. — Я их нюхом чую!

— Ульяна, а где твой брат? — старик мигом сменил добродушное выражение лица на угрюмое. — Или он нам помог чем-то? Кроме ненависти друг к другу, я ничего не видел.

— Пусть валят с нашего хутора! — не унималась она.

— Не беспокойся, свалят. Вместе со всеми нами. А тебя мы тут оставим, и будешь ты свою самостийность меж себя и сыночка твоего утверждать. Скачи, сколько твоей душе угодно.

— Как это «скачи»? — не поняла Грицко.

— Ну, «хтой не скачэ, той москаль», так? А мы скакать не будем, — усмехнулся Матвей Борисыч.

— Жаль, братец мой не завалил тебя пару лет назад! Ну, ничого! Но вот лошадей я тэбэ не отдам!

— А ты их нашла и за ними ухаживала? — лицо старика сделалось злым. Он повернулся к Ермолаеву. — Олег, надо бы пост возле конюшни поставить. Не ровён час, эта с сыночкой полезет глотки или животы Чалому и кобылам резать. С неё станется!

— Синицин! Организуй пост около конюшни, — мгновенно среагировал генерал. — Увидят кого рядом с ней, если только не товарищ Стешко придёт с кем-то, пусть стреляют на поражение.

— Так точно! — козырнул Николай и пошёл к «Камазам».

— Скажите, а у вас нет лишних консервов? — к генералу подошла другая женщина. — Мы тут давно уж на овощах сидим… хоть детей покормить… — заплакала она.

— Товарищи женщины! Не волнуйтесь, насколько продовольствия хватит, покормим вас. Завтра-послезавтра приведём кое-какую технику в надлежащий вид и вызволим вас отсюда.

— В Россию? — уточнила другая женщина, чуть постарше.

— А у кого-то есть возражения? — Олег Петрович сдвинул брови. — Или будете вот так — с голой жопой, но самостийны?

— А там есть где жить? — задала вопрос третья.

— Сразу скажу, что хоро́м до следующего лета не обещаю, но добротное общежитие найдём, — кивнул Ермолаев. — Люди у нас, как Советском Союзе — искренние и доброжелательные. Никто никого не обижает, а наоборот — помогают друг дружке. Сейчас время такое, как говорит глава нашего поселения — «Вместе мы горы свернём, а порознь — хоть плачь!» А лошади ваши будут весомым подспорьем. Сейчас ведь животных совсем мало осталось — наскребли кто сколько может и потихоньку разводим. Есть свиньи, коровы с быками. За пару лет, думаем, будет стадо.

— А медики есть? — спросила только что подошедшая женщина. — Боюсь, двое старушек не доедет — сердечко пошаливает.

— У меня «УАЗик» тут заныкан, — проинформировал Стешко генерала. — В рабочем состоянии. Может сгодится?

— Штатные медики есть — две медсестры. Думаю, отдам для пожилых людей свой внедорожник, а мы с Матвеем Борисычем двинем на «УАЗике», — усмехнулся тот. — Так сказать, молодость вспомним.

— А кто твой «гардероб» поведёт? — удивился старик.

— Борисыч! Ты систему БГТО помнишь?

— Отож!

— У меня юнармейцы только что с парашютом не прыгали. Они всё, что хочешь смогут и не только пацаны, но и девчонки. Поэтому в рейд взял именно таких. И медик, и шофёр в одном флаконе.

6 ноября 2028 года. Воронежская область. Окрестности г. Бэрска. 11 часов 35 минут

Вчерашний вечерний скандал в семье, произошедший в квартире Мочаловых-младших, наложил своеобразный отпечаток на сегодняшний диалог Вовки, Вали, Лены и Димы — ещё вчера вечером он вызвался быть водителем в предстоящей в Бэрск поездке, чем окончательно успокоил мачеху. Сегодня, как только все четверо сели в машину, обсуждение вчерашнего демарша «маменьки» приняло новый оборот. Девушки и Димка в горячке обсуждали домашнюю истерику Первой Леди, а Вовка молчал. Не потому что он был родным сыном, просто искал выход из создавшейся ситуации.

— Володечка, а почему ты молчишь? — поинтересовалась его супруга.

— Вы пытаетесь решить следствие проблемы, а это напрасная трата времени.

— Почему ты так думаешь? — Димка посмотрел на брата в зеркало заднего вида.

— Что, думаю?

— Ну то, что мы пытаемся идти в неправильном