работников собраться в доме на обед. Обычно все обедали за деревянным столом для пикника возле амбара. Трапеза в тепле и уюте дома Ларри была особым случаем. Не успели мы достать коробки и пакеты с едой, как владелец заговорил:

– Вам, должно быть, интересно, зачем я вас здесь собрал. Я решил продать сад. Это – наш последний сезон.

После такого объявления все загалдели. Я не участвовала в этом шумном негодовании. Повесив голову и еле сдерживая слезы, я медленно отправилась вверх по холму обратно в сад.

Перед открытием сезона экскурсий оставалось сделать немного дел. Работа, которая обычно сопровождалась шутками и прибаутками, теперь шла в полной тишине. В конце дня все собрались в офисе, чтобы поговорить. Со слезами на глазах мы согласились, что работать на Ларри было большой честью и удовольствием. «Было» – какое грустное слово.

Сад продали быстро, и дату закрытия наметили на 5 января будущего года. Новым хозяевам не нужны были работники: в их семье хватало рук. Продукцию из сада владельцы не собирались продавать на местном рынке, подумывая о других каналах сбыта. Мне было грустно, что сад продали, но я радовалась за Ларри, который смог быстро все провернуть.

К концу ноября было собрано последнее яблоко и упакована последняя бутылка сока. Ларри попросил меня и Бонни, которая давно работала в саду, остаться до конца декабря, чтобы помочь с уборкой и переездом. Каждый день мы втроем собирали вещи, наводили порядок и предавались воспоминаниям. Через пару недель Ларри подыскал своей семье подходящий дом. Он с нетерпением ждал переезда и выхода на пенсию.

Осенние заморозки сменились зимним морозом и снегопадами. Ларри попросил нас с Бонни зайти в дом после обеда. Я думала только о том, что теперь останусь без работы, но вопрос Ларри меня поразил.

– Как вы двое смотрите на то, чтобы продавать сок на рынке? Новым владельцам это неинтересно, а вы могли бы подзаработать.

Мы не знали, что ответить, а Ларри продолжил подробнее объяснять свою затею. Мы проговорили целый час, и он предложил нам какое-то время подумать.

С Бонни мы провели целый день, работая и обсуждая предложение Ларри. Через два дня мы подписали договор и отпраздновали это дело бокалом свежевыжатого сока. Так открылось новое предприятие, названное в честь сада, с которого все началось.

В первый год продажи яблочной продукции на рынке превысили наши ожидания. Новый бизнес рос, и теперь мы продавали еще и выпечку. Для этого специально пришлось построить пекарню. С нашими булочками и пончиками мы стали участвовать в благотворительных ярмарках. На третий год резко вырос спрос на кейтеринг, и пекарню пришлось увеличивать вдвое. Усердный труд, долгие рабочие дни, слезы и смех прочно вошли в нашу жизнь. Ларри помогал нашему бизнесу советами и добрым словом на каждом этапе. Дело росло, и выручка тоже росла.

Жизнь изменилась в тот момент, когда я превратила потерю работы в новый заработок. Из работницы в яблочном саду я превратилась во владелицу малого бизнеса. А удовольствия, которое я получала от любимого дела, стало даже больше. Спасибо тебе, Ларри.

Кэролайн Сили

Перестройка

Братья и сестры с нами с самого начала нашей личной истории до неизбежных сумерек.

Сьюзен Скарф Меррелл

В конце февраля мой единственный брат Скотт приехал домой. За семнадцать лет мы перебросились с ним всего несколькими фразами. Теперь Скотт умирал от СПИДа, и нам оставалось совсем немного времени на то, чтобы восстановить отношения. Я сомневалась, что это вообще возможно, но была настроена решительно.

Наша первая встреча состоялась, когда брат попал в больницу через несколько дней после возвращения домой. Он много лет был заядлым курильщиком, и его легкие плохо работали. Когда я зашла в палату, Скотт спал, сливаясь с больничной простыней. Его бледный череп был туго обтянут кожей, как у человека, пережившего холокост, а живот был вздут, как у голодающего ребенка из Африки. Позже я узнала, что это – результат болезни, разрушающей кости, и гепатита С. Мне сказали, что Скотту осталось жить около года. Но, увидев брата, я в этом усомнилась: казалось, что он не протянет и половины этого срока. Я вышла в коридор и разрыдалась, но быстро взяла себя в руки и вернулась в палату. Скотт проснулся и улыбнулся, увидев меня. Я и не надеялась на такое хорошее начало.

Через несколько дней мы с братом вышли на улицу и перешли дорогу, чтобы он мог покурить под специальным навесом рядом с автобусной остановкой. Скотт катил с собой капельницу с лекарствами, в которой содержался морфин. На остановке было несколько человек. Когда брат сказал: «Видишь синего слона?», все уставились на него. Лица людей выражали разные эмоции: от шока и страха до веселья. Никто не знал, что и думать. Я замешкалась, а потом выдала: «Нет, братишка, тут нет никаких слонов». Все засмеялись, и напряжение спало.

К середине марта у Скотта стало достаточно сил, чтобы мы с ним могли сходить в ресторан и за покупками. Брат обожал шопинг, хоть и был парнем. Я же, наоборот, ненавидела это дело всей душой. Мы отправились в местный гипермаркет. На самом деле, ему ничего не было нужно: он просто любил ходить по магазинам. Минут через десять-пятнадцать наших блужданий, Скотт нашел отдел с настенными зеркалами, и ему захотелось посмотреть на них повнимательнее. Брат взял одно – довольно большое – и поднес к своему хрупкому телу. «Только не разбей, бога ради! – вскрикнула я. – Иначе нас ждет двадцать один год неудач!» Он посмотрел на меня с улыбкой и ответил: «Я приму удар на себя – мне ведь недолго осталось». И продолжил рассматривать товары как ни в чем не бывало. Я не знала, плакать мне или смеяться, но тут брат снова улыбнулся мне.

Мы оба согнулись пополам от смеха. Мне стало ясно, что наши отношения все-таки получится исправить, как будто между нами не было этих семнадцати лет молчания.

К началу апреля я постоянно ухаживала за братом в сельском доме наших родителей. Я никогда раньше не заботилась ни о ком, не говоря уже о настолько больном человеке. Я знала, насколько для Скотта важно быть здесь именно сейчас: ведь он переехал в Айову потому, что не хотел умерать в больнице. И я пообещала не дать ему попасть туда, поэтому научилась оказывать любой уход, который ему требовался.

В детстве и юности я думала, что мы с братом – совершенно разные люди. У