— Яр… — окликнула Виолетта пересохшими губами. — Давай поедем к детям…

Муж обернулся.

— Ну как ты? — и протянул ей стакан воды. — Прохладная.

Виола с благодарностью приняла подношение, потому что сухость во рту и правда стояла неимоверная, и промычала, что жить будет. Потом сползла с кровати и потопала в душ. С грехом пополам собрав себя по кусочкам, приготовилась к выходу.

— Я закончил, можем ехать, — Ярик отложил ноут и поднялся.

Они по обыкновению заехали за вкусняшками. На этот раз посетили французскую кондитерскую и запаслись свежайшей выпечкой, а по пути обсуждали, что бы такое подарить двойняшкам на Новый год. Никто из них, ни Виола, ни Яр, не говорили о вчерашнем, будто не произошло ничего из ряда вон. Это был их способ защиты, попытка отрешиться, чтобы потом спокойно всё взвесить и собраться с мыслями. Да, потом, не сейчас…

— Мама, папа, смотрите, какую я божью коровку сделала! — радостно встретила их Стеша, размахивая альбомным листом, где наблюдалась очень милая аппликация пятнистого красненького жучка.

— А у меня жук-рогач! — с гордостью продемонстрировал свою поделку Стеф.

— М-м-м, как вкусняшно па-а-ахнет… — потянула носом доченька. — А что там? — и с любопытством уставилась на пакет в руках Ланина.

— А вот сейчас и узнаете, — улыбнулась Виола. — Пойдём на стол накрывать.

— Пойдё-о-ом!

— Я тоже пойду, — сынок старался не очень это показывать, но и ему было интересно.

— Вот и правильно, давайте все вместе, пока бабушка с дедушкой в погреб спустились, — предложил Ярослав, и семейство двинулось на кухню.

Работа кипела слаженно, детвора была в хорошем настроении, и Виола потихоньку оттаивала. Потом и свёкры вернулись, принесли всяких солений. В итоге день прошёл в привычных семейных посиделках, и так сложно было представить здесь, в доме, кого-то ещё, в какой-то степени постороннего, но в то же время родного, родного для Стефа и Стеши…

А на следующий день Тимур встретил Виолетту у студии. Она боялась, что он потребует у неё окончательного ответа, будет возмущаться, ругаться или ещё что-то, но президент выглядел необычайно серьёзно и сдержанно. Они некоторое время смотрели друг на друга, не зная, как начать разговор. Наконец Гаджиев решился нарушить молчание.

— Исходя из того, что мы узнали, предлагаю съездить к Алле и Степану, я уже обо всём договорился, — озадачил он. — Хочу в глаза этим сволочам посмотреть. И в зависимости от того, что увижу и услышу, буду решать, что с ними дальше делать. Ты как, со мной?

— С тобой, — неожиданно для себя самой решила Виола. — Я тоже хочу в глаза Алкины бесстыжие заглянуть, но к Стёпке ты уж сам, без меня.

— Такси возьмёшь? — приподнял бровь Гад. — Или таки соблаговолишь почтить своим присутствием моё авто?

Виолетта окинула взглядом бывшего гнобителя и ощутила только сожаление. Страх, обида и раздражение отошли на второй план и казались сейчас такими далёкими…

— Соблаговолю, мой напарник по несчастью, — ответила она и устроилась на пассажирском месте.

Ехали молча, но чем ближе подъезжали к месту назначения, тем сильнее проявлялась нервозность Гаджиева. Для его темперамента вообще чудо, что он не ругается на чём свет стоит и не стучит кулаками по рулю. Наверное, из последних сил сдерживается. Вон как губы закусывает и желваками играет…

— Тимур, ты ведь сможешь сдержаться, если что? — осторожно спросила она.

— Смогу! — ответил резко. — Смогу… — добавил уже мягче. — И знаешь что… Давай разделимся: ты к Алке сходи, а я к Степану. Потом расскажем друг другу.

— Давай.

В итоге Тимур остался ждать в машине, пока Виола вошла в мрачное здание, куда обычный человек по своей воле никогда зайти не захочет. Но Виолетту вело вперёд желание окончательно распрощаться с болезненными воспоминаниями, а для этого нужно было поставить последнюю точку.

Пройдя ряд необходимых формальностей (всё было очень быстро, потому что Тимур и правда организовал «зелёный коридор») Виола подошла к стеклянной перегородке, из-за которой на неё смотрела женщина, лишь отдалённо напоминавшая бывшую одноклассницу. Исхудавшее испитое лицо, синяки под глазами, впалые щёки… Алка была сама на себя не похожа, только злобный взгляд, вспыхнувший из-под редких бровей, напомнил прежнюю Семакину.

— Что, позлорадствовать пришла? — были её первые слова. — Ну злорадствуй, злорадствуй…

— Да нет, о выпускном поговорить…

Болотного цвета глаза стали ещё злее.

— Ха-ха, только сейчас дошло? Вы с Гаджиевым чуть не стали звёздами ютуба. Жаль, не вышло ничего. А так хотелось сбить с вас спесь, чтобы даже лиц своих от стыда поднять не могли, чтобы…

— Да нет, это мне тебя жаль… — перебила Виолетта, не желая слушать потоки грязи. — Видимо, горбатого только могила исправит… — и, окинув её снисходительным взглядом, направилась к выходу.

— Жаль? Жаль?! — донеслось в след. — Да в гробу я видала вас обоих! Вы чёртовы зарвавшиеся ботаны, которым начхать на всех остальных! Думаешь, мля, что ты действительно была самой красивой? Это Гаджиев проплатил, чтобы тебя выбрали, я точно знаю… Надо было вас обоих…

На этом месте захлопнулась дверь, отделив Виолу от потоков брани и нелепых домыслов. Потому что Виолетта точно знала: Тимур ничего не проплачивал, а Алла просто решила найти виноватых, это как раз в её стиле. Наверное, не надо было сюда приходить, глупо было даже предполагать, что Семакина может раскаяться, хотя теперь вопрос действительно можно считать закрытым. Как камень с души.

— Она ни о чём не жалеет, — ответила Виола на молчаливый вопрос президента, когда вернулась в машину.

— Кто бы сомневался… — барабанил он пальцами по рулю.

Потом они съездили к Степану, и теперь уже Виолетта ждала Гада. Он вернулся напряжённым, хлопнул дверцей машины и сказал:

— Они оба не выйдут с зоны, обещаю…

Дав по газам, Тимур улыбнулся, и это была поистине страшная улыбка.

Остаток пути они оба молчали, каждый погружённый в свои думы.

— У нас всё остаётся в силе? — поинтересовался Гаджиев, когда они вернулись к студии. — Я о танце.

— Сначала ответь, почему Лена, когда вышла вчера тебя забирать, совсем не хромала?

Президент снова улыбнулся, только теперь это была улыбка нашкодившего школьника:

— Потому что у неё с ногой полный порядок: я просто попросил её подыграть, чтобы с тобой потанцевать.

Виолетта возвела глаза к небу (вернее, к потолку машины).

— Тогда идём работать. А вечером приедет Яр — и будем танцевать, раз уж ты пошёл ради этого на такие жертвы.

— Значит… мы сможем нормально отрабатывать, в паре?

— Сможем, — подтвердила она. — До выступления пару дней осталось, больше некуда откладывать, тем более нам надо успеть станцеваться.