Здесь было тесно от лабораторного оборудования. Электрокамин светился докрасна раскаленным нихромом. За столом в ярком свете аккумуляторной лампы сидели Опрятин и Бенедиктов.

Опрятин вскинул недовольный взгляд на вошедшего:

— В чем дело?

Вова стал посредине каземата — руки в карманах, ватник нараспашку, в глазах непочтительная дерзинка.

— Ножик обещали? Обещали, — сказал он. — Когда готов будет?

Опрятин забарабанил пальцами по столу.

— Вот что, милейший, — сдержанно сказал он, — если будете мне надоедать, вообще не получите ножа. Не видите, что ли, — оборудование еще не полностью установлено. Терпение надо иметь.

— Я имею, — вызывающе ответил Вова. — Чересчур даже имею терпение. А только предупреждаю: давайте поскорее.

— Идите, идите, Бугров. Ознакомьтесь получше с силовым агрегатом — вам придется его обслуживать.

Вова сбил кепку на затылок и вышел. Бунт на острове был подавлен.

— Не понимаю, — сказал Бенедиктов, — чего вы нянчитесь с этой гориллой?

— Какая неблагодарность! — Опрятин покачал головой. — Ведь не кто иной, как эта горилла, добывает вам ваше любимое снадобье. — И в знак того, что это шутка, он вытянутой рукой трижды похлопал Бенедиктова по плечу — так, как это сделал бы робот.

Бенедиктов промолчал, только отодвинул подальше свое парусиновое кресло.

— Он прав: надо поскорее, — продолжал Опрятин. — Мы не всегда будем здесь одни. Конденсацией облаков тоже придется заниматься, значит — будут приезжать сотрудники. Конечно, вниз я их пускать не стану, но все же…

— Послушайте, — прервал его Бенедиктов, — давайте говорить начистоту. Мы с нашими опытами зашли в тупик. Я ищу новые пути, работаю двадцать часов в сутки, а вы… То у вас собрание, то совещание, то вы обхаживаете какую-то девчонку…

— Девочку не трогайте, — холодно сказал Опрятин. — Я у нее выведал весьма полезные сведения.

— Оставим это. — Бенедиктов поднял тяжелые веки и посмотрел на физика. — Помните наш первый опыт? Вы изволили назвать его великой минутой. Как вы его оцениваете теперь?

— Я вам уже докладывал. Проявились силы отталкивания. Но проницаемость была. Пусть на мгновение, но была.

— Почему же нам ни разу не удалось повторить тот результат?

— Очевидно, общая концепция имеет дефект. Сработало нечто, не учтенное нами.

— Значит, случайность. А раз так — придется вашу концепцию выбросить в помойную яму.

Опрятин пожал плечом.

— Ценю ваше умение сильно выражаться, — сказал он сухо. — Что вы предлагаете взамен?

— Вернемся к нашему исходному материалу — к ножу. Этим самым ножом, как утверждает Федор Матвеев, он убил какого-то Бестелесного. Как вы объясняете индийское чудо?

— Я не очень-то верю в Бестелесного. Но, поскольку нож — это факт, можно допустить, что вещество ножа относительно вещества Бестелесного было нормально, — медленно сказал Опрятин. — Относительно других тел оно было проницаемо-проницающим. И превращение, очевидно, производилось посредством очень несложного оборудования. У меня, Анатолий Петрович, появилась новая мысль…

И он рассказал о недавнем разговоре с Колтуховым, об эпизоде из рукописи Матвеева и об электретах.

— Понимаете? Очень возможно, что индусы применяли электреты как источник энергии. Есть у электретов одно странное свойство, о котором я много размышляю…

— Какое?

— Перемена полярности. Скажем, вы приготовили электрет, а через несколько часов он начинает терять свой заряд. Заряд снижается до нуля, а потом возникает снова, но плюс и минус меняются местами. И дальше электрет с поменявшимися полюсами существует неопределенно долго. Иногда это бывает, иногда нет… Какие изменения происходят в веществе электрета? Что за нулевой порог, через который проходит его заряд? Вот вопрос…

— Магнит намагничивает, не теряя своих свойств. Электрет заряжает, не теряя заряда, — сказал Бенедиктов, прикрыв глаза и будто вслушиваясь в свои слова. — Прекрасно! Это подтверждает мою мысль… Слушайте! Нужно создать установку, в которой нож будет датчиком. Нож будет заряжать своими свойствами другие тела, перестраивать их структуру подобно своей. Точнее — «заражать» проницаемостью.

Несколько мгновении Опрятин молча смотрел на Бенедиктова.

— Заражать проницаемостью, — повторил он негромко. — Нож — датчик… Это идея!

— Слушайте дальше, — продолжал Бенедиктов. — Если идти по линии «заражения», то надо учесть, чти нож сделан, конечно, не из химически чистого железа, а из стали. Какие еще элементы могут входить в него?

— Ну, прежде всего, разумеется, углерод — постоянный спутник железа. Дальше — вредные, но неизбежные сера и фосфор. Нитраты. Известное количество кислорода. Может быть, хром, никель, марганец…

— Отлично! Надеюсь, вам известно, что все это, в иных пропорциях, встречается и в живых организмах? Так! Теперь рассмотрим их магнитную восприимчивость. Какова она? Это по вашей части.

Опрятин озадаченно смотрел на биофизика:

— Вы куда клоните?

— Извольте отвечать на вопрос.

— Ладно, — подчинился Опрятин. — Вещества бывают: ферромагнитные — с положительной магнитной восприимчивостью, парамагнитные — с ослабленной, и диамагнитные — с отрицательной. Большинство веществ — парамагнетики… Но все это не имеет никакого отношения к живому организму. Белковые соединения обладают особыми свойствами. То, что вы сказали о «заражении», очень любопытно, но живой организм, дорогой мой, оставьте в покое. Он не поддастся.

— Не поддастся?

Бенедиктов выпрямился в кресле.

— Да будет вам известно, — сказал он не без торжественности, — что белок — основа жизни — обладает ферромагнитными свойствами.

— Должно быть, вы переутомились, Анатолий Петрович…

— А вы отсталый человек! Вам, наверное, известно, что если на парамагнитное вещество одновременно наложить два взаимоперпендикулярных поля — сильное постоянное и слабое переменное, — то вещество начнет поглощать энергию переменного поля. Но вы не знаете, что недавно установлено: в белке, в нуклеопротеидах, есть частицы, которые в этих условиях проявляют ферромагнитные свойства…

Бенедиктов вытащил из портфеля толстую тетрадь и начал ее перелистывать.

— Вот, я сделал выписки.

Опрятин взял тетрадь и погрузился в чтение. Закончив, он поднял глаза на Бенедиктова:

— А вы молодец!

Он заходил по каземату — прямой, сухощавый, будто приготовившийся к прыжку.

— Выходит, мы и с живой материей справимся? — спросил он.

— Именно с живой. Не зря я возился с рыбами…

Опрятин повернулся на каблуках.