А я выписываю узоры пальцами на его животе.

И этот миг… Он… Он называется счастьем. И хочется в нем остаться. Замереть. Навечно.

— Где мы? Что это за место?

— Квартирка, которую я купил давно, — улыбается, гладя меня по губам. И я млею.

Такой другой. Такой нежный… Не верится!

— Со своих еще первых денег, заработанных без помощи отца. Это место, о котором никто никогда не знал. Никто и не подумает, что у меня может быть такая квартира. Здесь я мог быть просто собой. Мальчишкой, а не наследником огромной империи, которую надо удержать и приумножить. Ооооо, здесь когда-то я отрывался по полной. А мои друзья даже не подозревали, кто я.

Зажмуриваюсь и с улыбкой трусь о его плечо, пердставляя себе совсем другого Бадрида.

Не стального. Не такого серьезного и мрачного. Отягощенного всеми этими обязанностями. Простого и улыбчивого. И даже… Беззаботного? Вот уж никогда не думала, что он был таким. Кажется, он с самого рождения будто создан из гранита!

— Если бы можно было вот так провести всю жизнь, — вздыхаю. — Подальше от всего… Вдвоем… Тихо и просто…

Он жадно прижимает меня к себе.

И я знаю.

Ничего мне не нужно. Ни дворцов, ни его денег и власти. А нужен он. Вот такой, как сейчас. И пусть даже у нас бы не было денег. Зато было бы свое. Тихое уютное счастье. В которое никто не ворвется. И всем наплевать на нас. Но… Чудес не бывает.

— Все серьезно, Бадрид? Очень?

— Да, Мари, — его лицо снова превращается в камень.

— Серьезно. Это не женское дело. Но тебе, наверное, нужно понимать. Никто не знал о том, что мы поедем в тот дом. Никто. Я сам не знал, пока не выдалась минутка. И это очень и очень хреново. Покушение было однозначно спланированным.

— Значит, мы теряем время? Я слышала. Твой брат говорит, что каждая секунда на вес золота. И ты нужен им там.

— Мой брат идиот, — шепчет, взъерошивая мне волосы. — Ну, не то, чтобы совсем идиот, но… Он просто еще не понимает. Что значит любить. А время мы не теряем. Пока нужно скрыться. Пропасть. Мой дом должны проверить. Вычистить все. Там наверняка прослушка, раз кто-то узнал.

Бадрид.

Да. Все очень серьезно.

Сжимаю челюсти.

Это уже край. Даже стрельба на границе и то не такой вызов.

А ведь прямо в городе. Почти открыто. Меня решили взорвать.

Это уже пиздец, как серьезно, но волновать Мари еще больше, чем она хлебнула, я не могу. Хотя понимать опасность ей все-таки нужно.

А получается, что в моем доме крыса. Или прослушка. И кто-то ждал. Ждал здесь, у ее дома. И зараннее нашпиговал его взрывчаткой. И ему передали, что мы едем. Или он услышал. Иначе откуда бы знал, в какой момент рвануть?

А это уже пиздец. Реальный. Похлеще положенных серверов в головном офисе.

— Тебе надо быть там, а не со мной, — шепчет Мари, пряча голову на моем плече.

И, дьявол. Я понимаю, что все готов отдать за то, чтоб это длилось вечно. Все!

— Ты всегда для меня на первом месте, Мари. Всегда. Ты главное. А без тебя мне ничего не нужно. Что оно стоит?

Охватываю тонкие плечи, прижимая к себе еще крепче.

Опрокидываю на спину, нависая над ней всем телом.

Помню. Помню те ее глаза, полные боли.

— Никогда, — шепчу, едва касаясь ее губ. Скользя по ним. Не могу не касаться. Хочется больше. И еще. И еще. И член стоит так, будто и не было ничего только что. Мозги распирает.

В ней. В ней бы, кажется, сдох. Самым счастливым идиотом. Быть в ней все время. Крики ее слушать. Ласкать. Сходить с ума, когда кончает.

И знать, что моя. Только моя. Полностью. Всем. Всем, что в ней есть моя. Не по принуждению, не потому, что так надо и кого-то спасает. А просто. Просто, мать его, моя!

От этого и правда мозги все растерять на хрен можно!

И я сейчас самый счастливый на свете идиот!

— Никогда, Мари, не было и не будет других женщин.

Всхлипывает. Дергается. Будто ударил и снова отшатнуться от меня хочет. Лицо отворачивает.

— Смотри, — обхватываю ее лицо руками. Заставляю вернуться обратно.

Да, девочка.

Больно. Я знаю, что режу по больному. Напоминаю о том, от чего тебя бьет хуже физического.

Но я должен. Должен внести окончательную ясность. Поставить точку. Перейти последнюю границу между нами.

— Смотри на меня. Мари! Не было и не будет. Никогда! Здесь не было!

Прижимаю ее ладонь к своему сердцу.

— Только ты здесь. Ты одна. И так будет всегда. До самой смерти. До последнего моего вздоха и дальше дольше. Даже сдохнув, я не смогу вырвать тебя из себя!

— Но ведь были. Были другие! И та…

— Тссссс…. — прижимаю ее губы пальцами.

Не надо сейчас. Не надо вспоминать слишком много и произносить это вслух!

— Да, Мари. Были. Были другие, и я даже не знаю, сколько их было. В моей постели. На моем члене. Но ни одна не имела для меня никакого значения. Никакого, Мари. Это просто физическая разрядка. То, что нужно мужчине, чтобы сохранять ясную голову. Справить естественные потребности. Я даже их лиц. Даже имен их не помню! Ни одна из них никогда не значила для меня больше. Никогда на сотую часть не была так нужна, как ты. Вообще не нужна. Только как тело. Понимаешь меня? Понимаешь, Мари? А ты здесь. Ты здесь. Внутри. Намертво. И других мест там нет и быть не может!

— И она? Та блондинка? Она тоже ничего не значила?

— Ничего, Мари. Никогда. Никто ничего не значил, кроме тебя.

— Но ты долго. Ты долго был с ней. Я слышала там, на кухне, от прислуги.

— Это было просто удобно. Просто. Удобно. Иметь под руками на все готовое тело. И не более. Все.

— А дальше? Как будет дальше, Бадрид? Мы будем вместе? А ты будешь разряжаться с другими?

— Никогда, — скриплю зубами.

Черт, даже противно становится от одной мысли, что могу прикасаться к другой. К чужой. Просто секс больше не имеет никакого значения. Только это безумие. То, что возможно лишь с одной.

— Никогда больше не будет других, Мари. Только ты. Одна. Единественная.

— Думаешь, так просто забыть? А если бы я…

Осекается.

Испуганно распахивает глаза.

Понимает, что понесло ее в слишком лишнее.

А меня прямо судорогой перекашивает.

Как? Как мысль такую можно допустить, не то, что сказать? Чтобы она…?

— Я глаза хочу вырвать каждому, кто хотя бы смотрит на тебя, Мари, — рычу, чувствуя, как сжатый кулак сам по себе летит в стену. Крошит штукатурку.