Я начала было говорить: «Как же, к этому фильму еще Шепард написал сценарий», но вовремя прикусила язык и только кивнула.

– Ну так помнишь тот монолог, где Гарри Дин Стэнтон говорит о том, что собирается привязать коровий колокольчик к лодыжке своей жены – на тот случай, если она вдруг соберется удрать, а он тогда услышит, как она уходит?

– Обожаю этот монолог!

– Именно такие чувства я испытывал к своей бывшей подружке.

– Понимаю, что ты хочешь сказать, дружище, – молвил «Мэссив Этэк», подняв бутылку и сделав большой глоток, а потом неслышно вышел.

– Так или иначе, – сказал «Эпкот», – это было какое-то безумие. Мне невыносима была сама мысль о том, что она может меня бросить. Я оказался во власти собственного страха. Ночи напролет лежал без сна в уверенности, что она меня обманывает. Иногда звонил ей для того только, чтобы убедиться, что она в своей постели. Это было довольно мерзко.

– Вот бедняга.

– Да уж. Так вот – прошло уже четыре года с тех пор, как она меня бросила, и теперь уже потихоньку перегорело. Между прочим, меня зовут Бен. А тебя как?

Я сделала глубокий вдох.

– Ариэль Стейнер.

Стакан в его руке затрясся.

– Господи? Ты шутишь? – Вынув из джинсов бумажник, я протянула ему свои водительские права. – Не шутишь. – Он покраснел и покачал головой. – Мне так неловко из-за всего, что я наговорил. То есть я вовсе не считаю, что вы с любовником новеллистом обречены. Может, все еще устроится. Думаю, я просто проецировал на вас свои собственные переживания.

– И все-таки боюсь, что ты прав. Думаю, мы, в конечном счете, обречены.

– Серьезные отношения требуют большой работы.

– Я знаю, но есть такое понятие, как «напрасный труд».

Держась за руки, вошли три симпатичные девчонки в модных топиках и сразу принялись составлять на холодильнике стихи, перемещая магнитики по его дверце и громко хихикая над творениями друг друга.

– Давай сбежим отсюда? – предложил Бен.

– А зачем?

– Не хочешь сходить куда-нибудь выпить?

Я колебалась. Этот Бен такой неуравновешенный, непостоянный, да к тому же романтик; поневоле подумаешь, что мы – родственные души. Всего-то и предлагает, что вместе выпить. В этом нет греха.

– Куда пойдем? – спросила я.

– В бар «Коуд», – ответил он. – На углу Первой и Пятой.

Бар находился под рестораном. Крошечный, с несколькими столиками и небольшими красными «диванчиками для влюбленных», стоящими по периметру зала. Все посетители были сплошь парами, и большинство парней и девиц лизались друг с другом. Это немного настораживало.

Он заказал мне «Джеймсон», а себе – мартини, и мы уселись на диванчик в углу. Стерео заиграло «Когда подступает тоска», и Бен стал подпевать.

– Ты фанат Дилана? – спросила я.

– Господи, конечно! Еще какой, просто одержимый. У меня есть четыре книги с описанием его жизни, альбом с фотографиями, кассета «Тарантул»,[104]а также все его лицензионные альбомы и примерно штук двадцать нелицензионных, которые я заказал по Интернету.

У меня затряслись коленки, и чтобы успокоиться, пришлось отхлебнуть спиртного. Когда я подняла голову, Бен сказал:

– Ух, ты! Какой у тебя здоровский шрам на подбородке. Где это ты так?

– Упала с велосипеда.

Он потянулся рукой к моему лицу и погладил шрам большим пальцем. Опустив голову, я взглянула на парня. Он не отнял руки, а просто скользнул пальцем к моей губе. Я приоткрыла рот и лизнула кончик его пальца. Потом закрыла глаза и стала сосать первую фалангу. Бен склонился ко мне. Когда он оказался примерно в двух дюймах от моего рта, я отстранилась. Одно дело – сосать палец, и совсем другое – целоваться. Обманывать на бумаге гораздо проще, чем в жизни. Несмотря на все, что сделал Адам. Несмотря на то, что он дал мне добро на свободный секс.

– Так не пойдет, – сказала я. – Я влюблена в человека, который, правда, собирается задвинуть меня подальше, но от этого я не стану любить его меньше.

– Понимаю, – сказал Бен. – Но можно мне, по крайней мере, оставить тебе свой телефон?

– Конечно.

Он написал номер на спичечном коробке и отдал мне. Я встала и надела пальто.

– Ариэль, я страшно рад, что мы познакомились. Надеюсь, все образуется. Позвони, если будет настроение.

Я выскочила из бара и села в такси. Приехав домой, я сразу же включила компьютер. Мне посчастливилось наткнуться на piece de resistance.[105]Бен вызвал у меня массу чувств – меня влекло к нему физически и эмоционально. Меня одолевало сильное искушение, сомнений в этом уже не оставалось. Присутствовали все необходимые элементы. Написать фрагмент про секс будет сущим пустяком. Это была идеальная подстава.

Начало колонки соответствовало действительности: как я встретилась с Беном на вечеринке, как рассказывала ему о наших с Адамом проблемах, как мы пошли в бар «Коуд». Только на бумаге я не отшатнулась, когда он наклонился ко мне, чтобы поцеловать.

Я не успела еще ничего толком сообразить, как мы уже целовались, и рука Лена медленно ползла по моему бедру, прикрытому юбкой. Его губы почему-то не казались мне чужими, скорее – знакомыми, как раз то, что нужно. Мы долго сидели, прижавшись друг к другу, а потом он спросил, не хочу ли я поехать к нему.

– Да, – сказала я. – Очень хочу.

У него над кроватью, как и у меня, висел постер «Не оглядывайся». Едва это заметив, я подумала, что, может быть, мой «идеальный мужчина» должен быть гораздо большим почитателем Дилана, чем любовник-новеллист. Любимая певица Адама – Сара Маклаклан.

Бен подошел к музыкальному центру и поставил альбом «Кровь на тропинках». Когда зазвучали первые аккорды песни «Когда подступает тоска», Лен повел меня к кровати и стал расстегивать мои джинсы. Я стянула с него рубашку и легла сверху. Меня не покидало ощущение логичности всего происходящего, и я не успела еще ничего понять, как мы уже трахались. Но едва Лен оторвался от меня, нахлынуло чувство вины. Как же я могла так бездумно и жестоко предать любовника-новеллиста? Разве он совсем ничего для меня не значил? Разве наши отношения не были хоть чуточку священными? Я быстро оделась и выбежала за дверь.

В тот день я получила сообщения на автоответчик от отца и брата.

«Что происходит? – спрашивал отец. – Не хотел ничего говорить о колонке прошлой недели, но, прочитав сегодняшнюю, понял, что должен тебе позвонить. Допускаю, что ты могла это сделать, но сообщить об этом Адаму с такой опрометчивостью, губительной для тебя самой, – вот это уже на тебя не похоже».