Такие флипнотизеры, как Пол, могут быть лучшими в расшифровке систем безопасности нашего мозга. Но существуют ли комбинации, которые даже им не под силу взломать?

Для каждого ли замка влияния есть свой ключ?

Или убеждение – даже с помощью SPICE – имеет свои пределы?

Однажды ночью человек идет по улицам Белфаста и вдруг ощущает, что к его голове приставили пистолет.

«Протестант или католик?» – говорит голос. Быстро подумав, мужчина отвечает: «Еврей».

«Тогда я, должно быть, самый везучий араб в Ирландии», – говорит голос.

В разгар Второй мировой войны Уинстон Черчилль с измененной до неузнаваемости внешностью направляется в тайное подземелье, чтобы оттуда произнести обращение к нации. Его помощник ловит такси и дает водителю адрес.

«Сожалею, – отвечает водитель. – Я еду домой. Премьер-министр будет выступать по радио, и я хочу послушать».

Впечатленный лояльностью человека, Черчилль шепчет своему помощнику, чтобы тот дал ему на чай 10 фунтов.

«К черту премьер-министра! – восклицает водитель. – Куда вы хотите ехать?»

Менкен, американский юморист, как-то сказал, что у каждой проблемы есть решение: простое, ясное и – неправильное. Но если подумать, у такого утверждения имеется и обратная сторона. То есть у каждой проблемы действительно есть решение, но только оно простое, ясное и правильное. Что в каком-то другом эфирном пространстве – не загрязненном влиянием эго или недопониманием, – существует универсальный ключ к убеждению в его прекрасном, первозданном виде. Насколько правдоподобно такое допущение? Что любое мнение в любое время действительно можно изменить? Если да, то какой ключ для этого нужен? И как его найти?

Несколько лет назад, тогда еще только задумываясь об этой проблеме, я позвонил Роберту Чалдини, имя которого неоднократно встречалось в этой книге. Чалдини является профессором психологии и маркетинга из Университета Аризоны и одним из крупнейших в мире экспертов по убеждению. Я высказал ему предположение, что у убеждения, по крайней мере теоретически, нет никаких пределов. Он согласился.

«Если вспомнить, что произошло в Джонстауне, – ответил он, – как преподобному Джиму Джонсу удалось убедить 900 человек покончить с собой… то там был жесткий контроль над сознанием. Я допускаю, что у кратковременного убеждения пределы есть, а вот у долговременного… я не настолько уверен».

Довольно долго после разговора с Бобом Чалдини я был твердо убежден, что он прав. Я был фактически готов сделать следующий шаг. Примеры кардинальных благоприятных поворотов, которые я нашел в ходе собственного исследования и привел в этой книге, указывали на наличие чего-то гораздо более глубокого. Эти примеры говорили о бесконечной силе даже кратковременного убеждения. И о том, что решения лежат на поверхности – вопрос только в том, чтобы их найти.

Но затем произошло событие, полностью изменившее мой взгляд на этот вопрос. Я встретился лицом к лицу с Человеком Зеркала.

Впервые я увидел его весной 2008 г. Макс Колтирт, профессор психологии из Университета Маккоури, упомянул его имя на конференции. Я был заинтригован и спустя несколько дней послал Колтирту по электронной почте письмо с просьбой о встрече. Он с радостью согласился меня принять, предупредив, чтобы я не ожидал чудес. Не буду, солгал я. И прыгнул в самолет, улетающий в Австралию.

Человек Зеркала – один из самых странных случаев, зафиксированных в анналах нейропсихологии. (А странных случаев за эти годы набралось немало.) Я увиделся с ним в центре когнитивистики Университета Маккоури в Сиднее, где Колтирт разрабатывал программу формирования представлений. Этот проект был призван прояснить причины возникновения бредовых идей и создать модель усвоения/отторжения представлений.

Недостатка в материалах он, конечно, не испытывал.

За прошедшее время в рамках программы было изучено потрясающее количество самых причудливых идей, начиная от типичных для шизофрении (бред преследования – все вокруг хотят меня схватить; бред отношения – все вокруг говорят или перешептываются только обо мне, смеются только надо мной; и бред воздействия – моими мыслями и поступками руководит чужая воля) до еще более причудливой категории когнитивных заблуждений: монотематического бреда.

В эту последнюю категорию входят синдром Капгра (вместо моих близких – а то и вместо меня – рядом живут их двойники); синдром Котара (я верю, что мертв); и синдром Фреголи (все окружающие – это на самом деле один и тот же человек, который просто меняет внешность и гримируется).

А вот эта разновидность бреда главенствует над всеми описанными выше: бред неузнавания себя в зеркале.

Человеку Зеркала, которого я назову Джорджем, уже за 80. Он женат, имеет двоих детей, дружелюбен и, сделав успешную карьеру в бизнесе, продолжает вместе с женой управлять рекламной фирмой. Господи, подумал я, увидев его, он ведь кажется совершенно нормальным. Неужели все то, что я о нем слышал, – правда? Скоро я узнаю, что это именно так.

Одна из коллег Колтирта, Нора Брин, включает камеру – и мы входим в комнату с зеркалом. Джордж стоит перед зеркалом, и Нора спрашивает его: «Кого вы видите в зеркале, Джордж?»

«Это он», – опасливо отвечает он.

«Кто?» – спрашивает Нора.

«Он, – говорит Джордж. – Парень, который все время следует за мной. Парень, который одевается, как я. И похожий на меня. И делает все, что делаю я, и одновременно со мной».

Нора подходит и становится перед зеркалом рядом с ним.

«Кого вы видите теперь?» – спрашивает она.

«Это вы, – говорит Джордж. – И он».

Я ошеломлен.

«Попросите, чтобы он объяснил, как вы можете стоять рядом с ним перед зеркалом и оставаться собой, а человек, который смотрит на него, не он сам!»

Она спрашивает.

Джордж качает головой.

«Понимаете, – говорит он. – Я знаю, что это кажется сумасшествием, но это просто так есть. Я хотел бы поверить, что там – я. Но я не могу. Это какой-то другой человек. Он похож на меня. Действует, как я. Делает все то же самое одновременно со мной. Но только это – не я. Это – он».

«Спасибо, Нора», – говорю я и проливаю на себя кофе из чашки. Мы решаем оставить эту тему.

После встречи с Человеком Зеркала мне было о чем подумать. Ведь происходившее в лаборатории Макса Колтирта вовсе не было результатом того, что у Джорджа тогда просто не задался день. День у него как раз очень даже задался. Джордж был по сути настоящей звездой в Программе формирования воззрений. Сотрудники лаборатории старались сделать все, чтобы помочь ему, но наталкивались на глухую стену. Уверенность Джорджа, что человек в зеркале – самозванец, а вовсе не он сам, оставалась незыблемой, как и всегда. И Колтирт подозревал, что дела так и не наладятся. Что бы они ни предпринимали.