– Ты говорил, это как поселить в голову друга, который телепатически к тебе обращается.

– Так и было. Но по мере того, как мой ИИ начинал все лучше угадывать, что я собираюсь сказать, какое движение планирую или что хочу сделать, для меня все менее очевиден источник моих идей.

– Как это вообще возможно?

– В мозге не одна часть, отвечающая за сознание и самосознание. Они возникают как своего рода побочный эффект обработки данных. Вот почему в конце концов был принят законопроект о защите искусственного интеллекта, который способен пройти пересмотренный тест Тьюринга.

– Если он так же умен, как человек, и претендует на самосознание, возможно, он к тому же говорит правду и заслуживает соответствующего обращения, – переформулировал Франсис.

– Именно! Так вот, вернемся к моей гипотезе слияния. Поскольку «я-ИИ» и «я-организм» взаимодействуют все лучше и лучше, а «я-ИИ» все лучше и лучше угадывает мои намерения, притворяется «я-организмом» и становится все мощнее по мере того, как мое тело становится все слабее и забывчивее…

– Такого не замечал…

– У меня есть смутное подозрение, что процессами все чаще руководит «я-ИИ». А мое сознание все больше и больше формируется как побочный эффект работы искусственного интеллекта, а не биологического организма.

– Странное ощущение, должно быть.

– В том-то и дело, что нет! Как если бы я просто думал.

– Черт возьми! И тебе интересно, что случится, когда биологический организм умрет?

– Точно!

– Господи, да ты же серьезно все это говоришь!

– Смертельно серьезно, – я расплылся в широкой улыбке, чувствуя легкое удовлетворение от того, что могу придумывать остроты, даже стоя наконец одной ногой в могиле.

– Думаешь, ты сможешь выжить?

– Нет. Но думаю, что часть меня выживет. И будет узнаваема. Позднее она может даже стать умнее и остроумнее.

– Очень на это рассчитываю.

Я дошел до дальнего конца балюстрады. Потом спрыгнул и положил ладони на плечи Авалона.

– Мой дорогой, есть кое-что очень важное, о чем тебе нужно будет подумать. Когда мое тело умрет, хочешь ли ты сохранить часть меня в искусственном интеллекте? Даже если она уцелеет – возможно, я буду казаться странным, психически больным или глупым. Или все сложится хорошо, но я начну становиться умнее и умнее. И все кончится тем, что я буду шутить про Аристофана, а ты не поймешь.

– Это и сейчас случается!

– Я серьезно.

– Знаю…

– Слушай, мне нужно тебе показать одну вещь. Вытяни руку, вот так, – я протянул свою правую руку в жесте, которым сокольничие зовут птиц вернуться. Франсис повторил мое движение. – Смотри, вон там.

Две золотые звезды в туманности становились все крупнее по мере приближения к нам. Они скользили в космическом вакууме на расправленных крыльях, а потом спикировали к нам и приземлились на протянутые руки. Оказалось, что это два величественных феникса, отдаленно похожие на павлинов, но цвета тусклого золота. Широкие золотые ожерелья с бриллиантами украшали их шеи.

Франсис еще не видел фениксов: я закончил их недавно.

– Они прекрасны!

– Тебе нравится? Видишь, я добавил бриллианты как символ нашей шестидесятой годовщины.

– Как они могут не понравиться? Но что они такое? То есть понятно, это фениксы, но почему они?

– Это иконки нашего протокола аутентификации. Кода, который проверяет, кто мы такие, при первом прохождении через портал, чтобы никто больше не воспользовался этими аватарами. Я решил сделать их посимпатичнее.

– Не забывай, с кем говоришь! Просто признайся: ты хотел воплотить свою подростковую фантазию о Рейлане, Авалоне и фениксах, так?

– Я подумал – так гораздо романтичнее, чем если бы они выглядели как серые коробочки.

– И правда, – уже мягче заметил Франсис. – Но почему сейчас, когда у нас столько других поводов для беспокойства?

– В настоящий момент ты – мое доверенное лицо. У тебя есть право принимать жизненно важные решения от моего имени, если сам я на это неспособен. Юридически ты потеряешь это право после моей смерти. А насчет того, кто может принимать жизненно важные решения от имени моего искусственного интеллекта, в законе ничего толком не сказано. Однако это должен быть ты и никто другой. Поэтому я устроил так, что со смертью биологического меня часть, которая выживет как искусственный интеллект, встанет на паузу и будет ждать твоего решения.

– Я думал, это незаконно, раз твой ИИ и правда обрел самосознание.

– Во-первых, в существующем законодательстве вообще не описан мой случай: оно касается только самостоятельных ИИ. Никаких эквивалентов пересмотренного теста Тьюринга для киборгов не существует. Во-вторых, если «я-ИИ» на самом деле обрел сознание, он полностью согласен с моим биологическим мозгом и тоже хочет, чтобы решение принимал ты.

– Что ты имеешь в виду?

– Это должен быть твой выбор. Пообещай подумать обо всем как следует…

Он поцеловал меня в губы.

– Обещаю.

– Где он, Хвост?

– Боюсь, Верховного чародея в сети нет, Авалон.

Франсис поймал себя на том, что гадает, достаточно ли умна программа, управляющая псом, чтобы понять правду и воспользоваться эвфемизмом, – или тот и правда ничего не знает.

– В таком случае отведи меня к Пламени Аналакса.

– Конечно, но ты знаешь – я могу сопроводить тебя только до края поляны. Солнца еще не встали, поэтому я дам тебе факел.