— Так убери меч и позволь мне прикоснуться к себе. Прикосновение ускорит познание.

Они смотрели друг другу глаза в глаза.

— Откройся мне, пусти в свою память. Тогда я тоже узнаю нужные заклинания. И смогу их повторить.

Пару мгновений Тимофей колебался. Открыться? Пустить? Стоит ли? Можно ли доверять колдунье? А есть ли у него сейчас выбор? И есть ли Арине смысл обманывать его?

Что ж, ладно… В прошлый раз Арина подчинила его волю, приложив к его губам свою кровь и запечатав ее поцелуем. Теперь он будет умнее. Он проследит за тем, чтобы не было ни крови, ни запечатывающего поцелуя. Только прикосновение — и все.

Тимофей убрал меч. Позволил Арине сделать последний шаг. Успел подумать о том, какая все же сила и какой соблазн кроется в этом женском теле.

Пальцы гречанки коснулись его лица, тронули между глаз.

Тимофей вновь ощутил в себе чужое присутствие. Не столь явное, но от того не менее неприятное.

Сколько все это длилось? Сколько времени они потеряли, стоя между копошащимися частями Кощеева тела? Мгновение? Два? Десять? Больше? Тимофей не знал.

Арина убрала руку. Первые звуки древнего заклинания, считанного из его памяти, сорвались с уст ворожеи.

Пять! Всего лишь пять частей навьей твари еще оставались разделенными. Срастутся они — и Кощей вновь станет полновластным хозяином тронной залы. И всего этого мира тоже.

Пять… Пять крупных кусков, втянувшие в себя мелкие ошметки, впитавшие уже все кровавые лужицы и капли, трепыхались и дергались. Сползались друг к другу.

Правая половина тулова, соединившаяся с правой рукой. Нижняя часть, к которой приросли ноги. Нашедшие друг друга голова, шея, левое плечо и левая рука. Часть грудины, царапающая ребрами пол. Позвонки с кусками костей и плоти, нанизавшиеся на хребетную нить, как крупные бусины, и извивающиеся на каменных плитах, подобно уродливому костлявому змею.

Крысий потрох! Пять — это уже очень мало. Это даже меньше, чем шесть, как было раньше. А может стать еще меньше. Если дать живым ошметкам соприкоснуться.

Нельзя! Ни в коем случае нельзя такого допускать!

Тимофей ворвался меж ними, расшвырял куски разорванного тела никак не желавшего умирать. Арина, не прекращая бормотать заклинания, подхватив с пола горсть самоцветов, бросилась к той части твари, которую венчала голова. Алмазы посыпались на плоть, ворочающуюся посреди черной кровавой лужи.

Волшба гречанки делала свое дело. Сверкающие кристаллы, касаясь влажных ран и сукровицы, плавились, словно лед на огне. Тонкая-тонкая пленка — прозрачная и блестящая начинала покрывать волосы и лицо твари.

Голова Кощея хрипела и вертелась. Перекошенный рот открывался и закрывался, пытаясь произнести защитное заклинание, но звуки терялись и мешались в разорванной глотке. Во вспоротом горле застрял сгусток крови. Черные пузыри лопались на губах Кощея. Разделенные несколькими саженями руки твари нелепо дергались, пытаясь вычертить колдовские знаки. Но пока ей не удавалось колдовать. Пока…

Левая рука попыталась смахнуть алмазную пленку, растекавшуюся по лицу твари.

— Помоги! — крикнула гречанка Тимофею. — Помоги мне!

Но чем?! Чем он мог ей сейчас помочь?

Тимофей то вертелся на месте, то прыгал из стороны в сторону, отшвыривая руками, ногами и мечом сползавшиеся куски Кощеева тела.

Как он мог помочь?

— Алмазы! Нужны алмазы! Больше! Много!

Тимофей кинулся к Арине, на ходу подбирая сверкающие камни.

Ворожея, стоя над кощеевой головой с распростертыми руками, все колдовала, колдовала…

К голове твари дотянулась правая часть тулова. Коснулась пальцами — пока только ими. И вот уже не одна, а две кощеевы руки сдирают с головы потеки расплавленных адамантов.

Тимофей все же успел. Не дал сблизившимся частям срастись. Пинком отшвырнул правую половину тулова. Бросил собранные самоцветы на левое плечо и левую руку твари.

Рука Кощея начала увязать в растекающихся алмазах. Арина уже не читала — выкрикивала древние заклинания во весь голос. То ли от страха так кричала, то ли от отчаяния. Прозрачная, тягучая, как мед, масса обволакивала Кощееву руку, сгибала ее, прижимала к плечу, шее и затылку.

Но рука еще дергалась, стирая с лица адамантовую жижу. Рот твари еще оставался открытым. И тварь все еще силилась что-то выговорить.

Тимофей подхватил с пола еще один адамант. Размахнулся…

Получи, гад ползучий!

Ударил. Всадил…

Раздался хруст и смачное чавканье. Изо рта Кощея брызнула скопившаяся в горле кровь. Блестящие гладкие грани скрежетнули о зубы твари. Крупный кристалл впечатался глубоко в пасть. Почти скрылся за перемазанными черной слизью губами.

Этот адамант растаял практически сразу. Вязкий кляп залепил всю Кощееву глотку.

Краем глаза Тимофей заметил, как еще две части разорванного тулова дотянулись-таки друг до друга. Кусок грудины навьей твари соединился с извивающимся хребтом. Ладно так сел — будто топор на хорошо подогнанное топорище. Прилип. Прирос.

Эх, не уследил, не успел помешать, не смог отбросить! Из пяти кусков сделалось четыре.

Но отвлекаться сейчас нельзя. Сейчас кровь из носу нужно запереть в алмазный саркофаг хотя бы одну часть твари.

Под звуки неумолкающей волшбы Тимофей собрал с пола и подбросил еще кристаллов.

Потом — еще, еще…

Он обсыпал адамантами голову, шею, плечо и руку навьей твари. Сыпал старательно, со всех сторон. Алмазы уже не могли коснуться чернеющих ран. Все раны были покрыты прозрачной пузырящейся массой. Но новые кристаллы липли к ней, словно мухи на мед, и в ней же растворялись один за другим.

Бурлящая пленка, закрывала и обволакивала отчлененную часть Кощея. Затем пленка утолщилась, уплотнилась, обратилась в корку. Корка начала твердеть. Всякое движение под ней замедлялось. А вот и остановилось вовсе. Рука навьей твари больше не шевелилась. На лице застыло неподвижное выражение. Замороженная ярость, залитая в форму ненависть, вырубленная в камне злость.

Арина не переставала читать заклинания. Гречанка, брызжа слюной, выплевывала их, как бесноватая. Раз за разом. Снова и снова. Без передыху.

Прозрачный сгусток округлился, чуть вытянулся. Подрагивающая еще, недозастывшая сверху желеобразная субстанция принимала форму кокона. Или яйца. Под тяжестью заклинаний покрывалась гранями. Чудовищное давление незримых сил мешало и спрессовывало Кощеевы плоть, кровь и кость с затвердевающей алмазной жижей.

На глазах Тимофея рождался новый кристалл. Огромный. Прозрачный. С гладкими широкими гранями и темной сердцевиной. Не было только матовых знаков предостерегающей надписи.