— Не знаю. Он остался на нашей родине… Думаю, он давно умер. — Эржебет взглянула в окно, но плывущие по небу облака, похоже на кусочки ваты, на ветку клена с ярко-зелеными листьями, через которые просвечивает солнце.

— Я часто думаю, как умирает страна, — тихо обронила она. — Что будет с нами после смерти? Люди верят в Бога, в Ад и в Рай. Но мне почему-то все больше кажется, что это лишь самообман. И по другую сторону нас всех ждет лишь пустота…

Тяжелая, сильная рука опустилась ей на плечо. Гилберт чуть надавил, мягко, но настойчиво заставляя Эржебет повернуться к нему лицом.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Лизхен? — Он улыбнулся.

— В чем? — недоуменно спросила она.

— В том, что ты иногда слишком много думаешь. И всеми этими раздумьями только портишь себе настроение. Умрем мы или нет, кто знает. Но сейчас-то мы живы! И надо наслаждаться каждому минутой жизни, а не тратить ее на пустые переживания.

Эржебет тут же ощутила, как исчезает горький осадок в душе. Ей даже показалось, что солнце за окном засияло ярче. Все-таки Гилберт как никто умел ее взбодрить, поддержать. Казалось бы, такой легкомысленный Гилберт часто говорил удивительно мудрые вещи, вот как сейчас. И Эржебет в которой раз убеждалась, что он только прикидывается недалеким чурбаном.

— Возможно, ты прав. — Она усмехнулась.

— Возможно? Конечно, я прав! — Он сверкнул идеально белыми зубами. — Великий всегда прав.

— К вопросу о том, откуда берутся страны… Я все гадаю, в кого ты уродился таким высокомерным засранцем, — поддела его Эржебет.

— Я пошел сам в себя, ибо я единственный и неповторимый! — Гилберт подбоченился.

— Очень надеюсь, что ты не заразишь своего брата манией величия. — Она фыркнула.

— Кстати, о нем… — Гилберт взглянул на Эржебет как-то робко. — Ты не поможешь мне с ним? В смысле с воспитанием. Я же в детях ни черта не смыслю, иногда он выдает такое, что я даже не знаю, как реагировать. А приглашать всяких нянек, камеристок, учителей я не хочу. Еще испортят мальчишку…

— Я, конечно, помогу, но смыслю в детях не больше твоего. — Эржебет пожала плечами.

— Не скажи… Ты с малявкой Аличе всегда отлично ладила, а меня она боялась и все время ревела, стоило мне что не так сказать. — Гилберт кривовато улыбнулся.

— Просто ты все время корчил страшные рожи, вот бедняжка и пугалась.

В ответ Гилберт что-то проворчал об излишне впечатлительных барышнях.

— Пошли к Люцу, а то ему там скучно, — уже громче произнес он.

В детской Людвиг сидел на ковре, играя с солдатиками. Эржебет сразу отметила, как хорошо обставлена комната и, самое главное, сколько в ней разнообразных красивых и явно дорогих игрушек. Лошадка-качалка, барабан, маленькая сабля и даже модель средневекового замка. И это не считая разной мелочи вроде тех же солдатиков, которые, кстати, были не просто деревянными кое-как раскрашенными болванчиками, а представляли собой искусно сделанные фигурки воинов разных эпох. Тут были и рыцари (Тевтонского Ордена, конечно же), и солдаты прусской армии в различных мундирах с золочеными эполетами и орденами. В общем, Гилберт явно постарался, чтобы у его брата все было только самым лучшим. Он всегда был очень щедр с теми, кто был ему дорог. Глядя на игрушки маленького Людвига, Эржебет невольно вспомнила все свои многочисленные подарки от Гилберта. «Хочешь этого породистого жеребца, Лизхен? Легко!». «А вот тебе новая сабля из лучшей стали!». Драгоценности, наряды, просто маленькие сувениры — он разбрасывался подарками. Часто это вручалось с наигранно высокомерным замечанием, что ей следует благодарить Великого. Но она-то видела, как за напыщенностью он пытается скрыть смущение, как отводит взгляд, как едва заметно краснеют его щеки. И сильнее всего в память Эржебет врезалась небрежно брошенная Гилбертом фраза: «Это крыло дворца я построил, чтобы мы могли спокойно встречаться и нам никто не мешал…».

«Может, и не нужно требовать от него никаких слов. — Промелькнула в голове мысль. — Разве все, что он делает, не показывает любовь?»

Заметив Гилберта и Эржебет, Людвиг тут же вскочил с пола, собрался побежать к ним, но потом спохватился, постарался подойти чинно и спокойно.

— Брат, ты мне расскажешь подробнее о сражениях с литовскими язычниками? Мы с Великим Магистром, — при этих словах взрослым была не без гордости продемонстрирована фигурка рыцаря в белом плаще с черным крестом, — никак не можем победить их злого вождя.

— Да, конечно! — пообещал Гилберт.

Людвиг едва заметно улыбнулся и поспешил вернуться к своим солдатикам, начав выставлять их в боевой порядок.

Эржебет строго взглянула на Гилберта, потянув его за рукав, заставила наклониться поближе к себе.

— Ты ему что только о войне рассказываешь? — осуждающе прошептала она.

— Люцу полезно учиться уже сейчас, — упрямо возразил Гилберт.

— Может он и страна, но даже у него есть право на детство. — Эржебет не сдавалась. — Мне кажется, в таком юном возрасте еще рано говорить о битвах и тем более тактике. Детям нужны добрые, поучительные истории.

— Просто мой запас сказок закончился в первую же неделю, — повинился Гилберт. — Пытался читать ему братьев Гримм, но там какая-то дичь с подтекстом для взрослых… А он все просит и просит что-нибудь рассказать. Не может заснуть без истории. Вот я и стал вспоминать истории былых сражений.

— Эх, все же ты неисправимый солдафон. — В устах Эржебет грубое слово походило скорее на ласковое прозвище. — Ладно, сейчас я исправлю положение.

Она подошла к Людвигу, наклонилась к нему и тепло улыбнулась.

— Людвиг, ты когда-нибудь слышал о волшебной птице туруле?

Эржебет вспомнила, как у костра дедушка Угр часто рассказывал ей и другим родичам старые предания, и попыталась воспроизвести его вкрадчивый голос, в котором словно была скрыта какая-то особая тайна.

— Ту-рул? — осторожно, по слогам повторил Людвиг. — Нет, не слышал.

В его глазах вспыхнул интерес, он даже позабыл о солдатиках — этого Эржебет и добивалась. Она прошла дальше в комнату, села на небольшой диванчик и похлопала ладонью по месту рядом с собой.

— Тогда садись, я расскажу.

Людвиг встал, немного робко потоптался, но затем все же решился и уселся рядом с Эржебет. Он аккуратно сложил руки на коленях, выпрямил спину и уставился на нее блестящими глазами.

— Эй, я тоже ни разу не слышал об этом туруле! — воскликнул Гилберт.

Эржебет было решила, что он просто хочет ей подыграть, но в его голосе звучало искреннее, детское любопытство.

— Я тебе рассказывала, давно еще, просто ты забыл. — Эржебет улыбнулась. — Дырявая голова.

Людвиг тихо хихикнул, прикрыв рот ладошкой.

— Ничего не дырявая. — Гилберт набычился.