За день отогрелись у огня, отъелись кислой ягодой и жирным, приванивающим рыбой мясом. Ромару сказали, что это мясо морского зверя, который называется кит. Таши опять покачал головой, но есть стал.

Невкусно, зато на морозе такое есть хорошо, от жирной пищи в теле долго тепло держится.

К вечеру одна из старух привела Унику. Таши ее сразу и не узнал: красная, распаренная. Но на своих ногах пришла, здоровая. После этого Таши и вовсе сердцем размяк.

Только не бывает так, чтобы мелкие духи, паршивцы зловредные чего-нибудь не подпакостили. Вечером, пора спать укладываться, а Уника вытащила из-за ворота лестовку, посчитала узелки на кожаном шнурке и напомнила разомлевшему Таши, что сегодня вдовья ночь.

– Опять? – уныло спросил Таши. – Да куда ж я пойду?

– Просись в соседний балаган, – Уника была непреклонна.

Таши подавил вздох и вышел под вызвездевшее к морозу небо.

Осенью темнеет рано и поздно рассветает, поэтому люди, подобно медведям, отсыпаются после летних трудов. Лагерь уже затих, на холоде никого не было. Таши присел возле костра, дотлевающего перед балаганами, протянул руки к тусклым углям. Днем здесь были развешены на просушку мешки, в которые потом пересыпали смерзшуюся клюкву. Сейчас ненужный костер медленно догорал. Очевидно дети лосося не считали обязательным выставлять дозоры в родных местах. Значит, Таши предстоит одинокая ночь под открытым небом. Таши вздохнул, проглатывая обиду. Вот уж действительно, старый обычай в новой жизни, что детская одежда на здоровенном парне, только жмет да мешает. Хотя, и Унику понять можно: нарушив закон в одном, во всем прочем она старалась следовать заветам предков. Видать, не легко дается ослушание, и молодая женщина чувствовала себя виноватой, хоть и стояла когда-то перед судом с непокорной головой…

Но покуда расплачивается за все Таши.

Старший из ягодников, заросший до самых глаз мужчина по имени Стом, появился из темноты, присел рядом. Помолчал, сколько прилично, чтобы не показаться назойливым, потом начал говорить:

– Безрукий старец рассказал нам кое-что о цели вашего путешествия. Мы тоже знаем, что в глубинных мирах творится что-то неладное, хотя до сих пор священный лес хранит наш род, и ничего дурного с нами не случилось.

Правда, на море все лето не утихают бури, и морской зверь ушел из привычных мест, но зато волны за лето выкинули на берег трех больших китов, и мяса у нас теперь больше, чем можно съесть. Многие этим довольны, но я согласен с вашим старцем, когда он говорит, что добыча на чужой беде – не добыча. Ведь у вас вначале охота тоже была весьма удачна. У вас случилась засуха, а здесь все лето лили дожди, вы и сами видите, что творится на болотах – сейчас тут может завязнуть даже опытный ходок. Пусть лучше жирные киты плавают далеко в море, где их нельзя достать, но и все остальное пусть идет, как заведено от века.

– Правильно… – вздохнул Таши.

– Я думаю, что мы должны помочь вам в вашем деле. Мы можем поделиться кое-какими припасами и дать мокроступы, чтобы вам легче было пройти трясину. Все равно нам они больше не понадобятся: выпал снег и ягоду стало нельзя брать.

– Спасибо… – поблагодарил Таши.

Помолчали.

– Вам повезло, – произнес бородатый, что твоя женщина не слегла в горячке. Это очень опасно – вымокнуть в такую погоду.

– Да…

Стом бросил на притухшие угли несколько забытых веточек и, когда желтый огонь озарил лица, повернулся к Таши и спросил:

– Почему ты сидишь здесь, а не спишь с женой?

– Сегодня вдовья ночь, – честно ответил Таши. – Мужчины не могут быть сегодня в одной постели со своими женами, они должны спать с теми женщинами, чьи мужья умерли. Так заведено от века, чтобы вдовы не чувствовали себя одинокими, и чтобы род не оскудел от того, что у молодых вдов перестали рождаться дети.

– Это правильный обычай, – согласился Стом. – Наш род невелик, живем мы в глуши и знаем, что это значит, когда кровь застаивается. Наши соседи – род медведя, на востоке и воины с косами, живущие на юге, не больно любят нас. Они могут отнимать наших женщин, но не хотят жить с ними здесь, не желают оставлять нам свою кровь.

– Это несправедливо.

– Я рад, что ты понимаешь это, – произнес Стом. – Я хочу просить тебя об одном одолжении. Ты все равно разлучен на эту ночь со своей женой, и, если это не запрещает ваш закон, проведи ее с одной из наших женщин.

Таши задумался. Закон говорил, что вдовью ночь следует проводить с женщинами из той же семьи, к которой принадлежит спящая в одиночестве супруга. Но ведь у Уники теперь вовсе нет семьи… И эти люди, как успел понять Таши, тоже на семьи не делятся. Значит, закон не нарушен. Вот только перед Уникой все равно неловко. Даже странно: она сама выгоняет его из постели, а ему неловко идти к другой женщине.

Таши взглянул на ждущее лицо Стома и ответил:

– Я сам родился от прохожих людей. Я согласен.

Стом благодарно улыбнулся и повел Таши к землянке, в которой пару часов назад старухи выхаживали Унику. Стом приоткрыл плетеную из лозняка и обитую шкурой дверь.

– Моя дочь там, – тихо сказал он. – Она ждет тебя.

Таши понимающе кивнул. Конечно, за кого еще мог просить старый охотник… Таши подождал, пока Стом отойдет, и проскользнул в приоткрытую дверь.

Внутри было жарко натоплено и совершенно темно. Таши остановился, не зная куда идти и опасаясь налететь на что-нибудь в темноте.

– Я здесь, – прозвучал во тьме тихий голос. Тонкая рука коснулась Таши, потянула к себе.

У дочери Стома были пушистые волосы, вздернутый нос и маленькая плотная грудь, по какой легко отличить нерожавшую женщину. Сейчас Таши уже не испытывал неловкости перед Уникой, боялся лишь одного, что не признает на свету свою случайную возлюбленную. В отряде пять или шесть молодых женщин и у всех вздернутые носы, лучистые зеленые глаза, что к старости обретают прозрачность ноябрьской воды, и пушистые волосы, удивительно светлые, не соломенные даже, а почти белые. Правда, он знает, как ее зовут, но не спрашивать же с утра у девушек: а которая тут среди вас Зуйка?

– Хочу тебя видеть, – сказал Таши.

Зуйка приподнялась, отыскала в очаге, занимавшем чуть не половину землянки, тлеющие угли, подожгла конопляный фитиль, плавающий в плошке с жидким салом морского зверя. Когда огонек осветил ее, она улыбнулась Таши и легла рядом, прижавшись к его плечу. Маленькая ладошка бродила у Таши по груди.

– Смешной ты, – сказала Зуйка. – Щеки гладкие как у девушки, а грудь волосатая.

– Говорят, это к счастливой жизни, – ответил Таши.

– И красивый ты… у нас в роду таких нет. А у вас, что, все такие?

– Тоже не все.

– Значит, мне совсем повезло. Жаль, что вы скоро уходите. Я очень хочу, чтобы от этой ночи у меня ребенок остался. Я его в твою честь назову. Мальчика – Зубром, а девочку – Зубреной.