Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зюзя, присев за «виккерсом», повёл стволом, ловя в прицел аэроплан, скользивший в вираже. Гулко, раздельно задолбила очередь, пропарывая крыло, обрывая растяжки. Аппарат вильнул, качнулся — и врезался в воду, запрыгал по мелкой волне, завертелся колесом, распадаясь на кусочки.
— Есть! — заорал Димитрий.
«Хевиленды» развернулись, словно на его зов. Зачастили вспышки пулемётов, секущие струи свинца заколотили по гудящей железной палубе «Мурмана». Десятки винтовок ответили нестройным залпом. Мимо. Защёлкали затворы. Залп!
— Есть!
Пропоротые пулями крылья «Де Хевиленда» всё ещё несли аппарат, но вот пилот безвольно — безжизненно! — перевесился за борт. На полной скорости аэроплан перелетел реку и вломился в сосняк. Полыхнуло. Рассыпалось. Загуляло эхом.
— Бомба! Ложись!
Вращаясь, бомба влетела по касательной в пакгауз, вроставший в землю рядом с затоном. Взрыв поднял, запрокинул брёвна, завертел их лопастями пропеллера. Один из брусьев ударил, как битой, по перепуганной козе, пасшейся неподалёку. Рогатая и мекнуть не успела — улетела в реку, волчья сыть.
Порожние аэропланы удалялись, набирая высоту. Димитрий развернул свой «виккерс», посылая очередь вдогонку, а Зюзя уже не смог — меткий пилот разворотил матросу грудь, перелопатив рёбра с тельняшкой.
Оглушённый, Авинов опустил винтовку — он тоже стрелял, поддавшись общему порыву. Вроде бы и гнусно это — стрелять по своим, а рядом с ним кто? Не такие же русские? Хорошо, когда точно знаешь — вот красные, вот белые. А если всё в розовом цвете? Как его разделишь? Где тут наши, где не наши? Гамлетовский раздрай…
— Виноградов! — окликнул Кирилл зампредгубисполкома. — Живой?
— Кажись, да… — послышался страдающий голос. — Ох ты…
— Глянь, как там.
— Щас…
Даниил Эктов прибежал, убедился, что брат жив, и доложил, что ревматов здорово побило, а «Стройка» пропал.
— То ли утоп, то ли удрал, — вывел он.
— Какая жалость, — серьёзно сказал Авинов, стряхивая землю и стружки с волос. — Всё, перерыв закончен!
В конце октября здорово похолодало. Не настолько, чтобы река подёрнулась хрупкими заберегами из молодого льда, но по ночам бывало студёно. Ели стояли, нахохлившись, будто прижатые низким пасмурным небом.
В эти самые дни три канлодки вышли в плавание. Паровые машины судов топились дровами, оттого дым валил густо, тучей, едва вмещаясь в трубах, а вот гребные колёса еле вертелись, тяжко шлёпая плицами по воде. Дозорный буксир «Лизогуб» отставал, а два сторожевых катера — «Ковалёв» и «Чударев» — шли немного впереди. Вот и вся «эскадра».
— У англичан пять мониторов, — вздыхал Павлин Фёдорович, — те даже против течения прут под двенадцать узлов,[158]и пушки у них поболе наших — сто девяносто миллиметров… А броня в три дюйма — чего б не жить?..
Авинов промолчал, любуясь видами. Краснокорые сосны поднимались над песчаным берегом, зеленью оттеняя желтизну пляжа. Ветер, едва затрагивавший кроны деревьев, в вышине прогонял тучи, очищая небо — глубокое, чистое, пронзительно-синее.
Канлодки шли на Кургомень — старинную волость, когда-то входившую во владения Марфы Борецкой. В том месте сёл было как грибов — Погост, Гора, Нижний Конец, Большая Деревня, Починок Второй… Выше всех по Двине стояла деревня Топса, а ниже — Рочегда. Оттуда до Архангельска было каких-то триста километров с хвостиком, вниз по реке.
Кургоменьский Погост располагался на возвышенном правом берегу, напротив смородинового острова Лозы, а напротив, за рекой, лежала деревня Тулгас, удерживаемая частями Красной 6-й армии, спешно набранной из китайцев, корейцев, венгров, поляков, финнов. Хотя русские тоже были — и не самого лучшего разлива.
Кургомень являлся форпостом Антанты — англичан, французов, американцев, канадцев, австралийцев, итальянцев, датчан, шведов… Вся их «интервенция» заключалась в охране неисчислимого количества военных грузов, поставленных России союзниками. На складах Мурманска и Архангельска лежало всё — от ажурных чулок до танков, и нельзя было допустить, чтобы всё это богатство — на полтора миллиарда долларов! — досталось большевикам. Вот и гоняли «интервенты» любителей отнять и поделить. Гоняли, но в наступление не переходили — это была не их война. Конечно, будь у генерала Фредерика Пула, командующего иностранными войсками в Северной области России, силёнок побольше, он размахнулся бы и поширше. А так… За что Джону или Жану умирать в русской тундре? Оттого и линия Северного фронта не меняла своей кривизны, а Кургомень был самым южным участком Северного фронта, хотя само понятие «фронт» в данных условиях выглядело сомнительным — глухие дебри, болота, буреломы лишали всякого манёвра. Войска перемещались лишь в двух направлениях — по Северной Двине да по железной дороге Архангельск — Вологда.
— Вы так не стойте, ваш-сок-родь, — неожиданно услыхал Авинов негромкий голос Кузьмича.
— Тише! — недовольно сказал Кирилл.
— Да не слыхать… — отмахнулся Исаев.
— А как мне стоять?
— Мужичьё здешнее злое, а стреляют они метко, дробиной белке в глаз целятся…
— Моя шкурка не ценная, — усмехнулся Авинов, — мех только под мышками!
— Ну ещё кой-где имеется…
Оба расхохотались, молодой и старый.
На другой день часам к трём флотилия прибыла в деревню Пучега, где располагался штаб фронта. Подозрительный Ленин, не доверявший военспецам, назначил командующим Северным фронтом большевика Кедрова, совсем недавно возглавлявшего Северо-Восточный участок отрядов завесы — вооружённый сброд, который был наскоро укреплён матросами-анархистами и объявлен 6-й армией.
Ни опыта, ни умений у «Михал Сергеича» не было, но если партия сказала «Надо!», то куда деваться? В наступление Кедров не переходил, поставив задачу «держать и не пущать».
Невысокий, в чистенькой красноармейской форме, с аккуратными усами скобкой и бородкой на узком лице, Михаил Сергеевич больше походил на какого-нибудь приват-доцента, чем на командующего фронтом.
— Хорошо, что вы поспели, — сказал он утомлённо, пожав руки Авинову с Виноградовым. — Генерал Марков шлёт три монитора, перебрасывает большой авиаотряд… Они уже разбомбили наши аэропланы, сожгли вместе с походными ангарами. А что вы хотите? С севера давит громадная сила — шестьдесят тысяч человек!
— Не читайте на ночь «Правды», комфронта, — сухо сказал Авинов, — а то не заснёте. Откуда там столько народу? — брюзгливо продолжил он. — Интервентов едва ли девять тыщ наберётся — это вы называете громадной силой?
— А кулацкие отряды? — возмутился Кедров. — А эсеро-кадетские? А марковцы?
— Марковцы — это да, — согласился Кирилл.
— А… — открыл рот комфронта, но Авинов утишил его поднятием руки.