забирай ее себе! Слово даю — никто освобождать и оспаривать ее не явится. А если и найдется такой дурак, я сам его голову откручу. И Альбу снова тебе верну. Нет нашей вины в том, какова она.

Звериный Царь медленно обернулся к площади.

Там у столба билась Альба.

— Забери меня! — кричала она, изо всех сил дергая руками, стараясь высвободить их из железных оков. — Только твоей буду! Клянусь!

— Ты уже не единожды, и не мне одному в том клялась, — зло процедил Влад.

Но Звериный Царь расслышал.

— Моя? — переспросил он.

Голос его был гулкий, раскатистый, медлительный, словно язык с трудом ворочается у него во рту. Отвык говорить.

— Твоя, — ответил Влад. — В том клянусь. Отдаю, и не смею посягать.

— Забери же меня! — билась в истерике Альба.

На мгновение я подумала, что она снова вывернется. Уйдет от наказания.

Сердце кольнула злая печаль.

Я подумала, что Влад ее все же пощадил. Нашел способ сохранить ей жизнь. Нашел возможность не убивать свою надежду, что однажды она вернется к нему. Но…

…Звериный Царь не прощает нанесенных ему обид.

Влад это хорош знал.

Темной дымной тенью Звериный Царь оказался рядом с Альбой на помосте.

Одной рукой он ударил Альбу по щеке, так, что она вскрикнула. Но тут же выпрямилась, смело глянула ему в глаза.

— Бей! — смело выкрикнула она. — Накажи! Но только забери прочь отсюда!

Но ее перекошенное от яда уродливое лицо больше не внушало ни восхищения, ни уважения. Казалось, что Альба кривляется и дразнится. И волшебного притяжения в ней больше не было.

Звериный Царь застонал, провел ладонью по волосам, и целая груда сухого хвороста упала ему под ноги. Он терзался, заламывал руки и мучился — совсем, как тот, кому безжалостно разбили сердце.

Куча хвороста становилась все больше.

А потом он вдруг дунул на нее, и безжалостное пламя охватило и помост, и хворост, и Альбу.

К небу взлетел ее крик, а Звериный Царь пропал.

И небо разъяснилось, солнце засверкало.

А на площади полыхал громадный костер, взвиваясь алыми языками до самых облаков.

Глава 19. Влад и Бьянка

— Бьянка! Любовь моя, Бьянка!

В доме господаревом было непривычно шумно для меня.

Слуги сновали туда-сюда. Кажется, готовилось празднование необычного… гхм… развода Господаря? Но тихое, уединенное место, чтоб мне отдохнуть после стольких переживаний, нашлось.

Красивая просторна спальня, богато украшенная, для двоих. Для Господаря и Господарыни. Для нес с Владом.

Влад помог мне раздеться, сам снял сапоги. А потом заключил меня в объятья, крепко к себе прижал, несколько раз поцеловал с жаром мои волосы.

— Неужто больше ничто не стоит между нами! — произнес он. — Неужто все обещания выполнены, и я свободен!

— Не стоило давать их опрометчиво, — заметила я, посмеиваясь.

— Думал, что давал их благородному человеку, — тихо ответил он. — А оказалось, что интриганке и лживой твари… Да что мы все прошлое ворошим! Его следует забыть! — он решительно тряхнул головой. — В будущее смотреть нужно!

Он отстранил меня, заглянул в глаза.

— Пойдешь за меня, Бьянка? — он заметно волновался. — Будешь мне верной и честной женой?

— Буду, Влад, — улыбнулась я. — Иначе для чего я здесь? Только…

— Что?

— Поскорее бы свадьбу справить, — ответила я. Теперь пришел мой черед волноваться. — Кажется… наверное… я ребенка жду.

Понятия не имею, как такие вещи сообщают мужчинам.

Понятия не имею, как они реагируют на такие новости.

И что скажет Влад на такие новости, я тоже не знала. Поэтому сердце мое трепетало, как овечий хвост.

Но он обрадовался. Шумно, неудержимо.

— Господарь будущий! — взревел он, подхватив меня на руки и закружил по комнате.

— А если девочка? — смеясь и взвизгивая от страха, спросила я.

— Нет-нет! Господарь! Сын! — упорствовал Влад.

— Твой светлоглазый сын, — сдалась и я.

Да и как было не уступить, как было не сдаться, когда Влад был так счастлив?

Впервые в жизни любим женщиной и не отвержен?

Впервые в жизни услышавший, что будет отцом? Ведь и в этой радости Альба ему отказывала. Или берегла фигуру, или боялась, что он ее вздернет за ее злобные делишки, как только она даст потомство, и ее семья найдет продолжение в ее детях…

Или просто не любила его настолько, что и детей от него ненавидела б.

А я любила.

Любила и Влада, и будущих малышей, похожих на него. Сколько б их у нас не народилось.

Любила и льнула к нему всей душой и всем телом.

И оттого не противилась, когда его руки принялись распускать пуговицы и завязки, освобождая меня от одежды.

Наоборот, каждое касание к моей коже было самой желанной лаской.

Я млела и таяла, ощущая его пальцы, повторяющие округлости моего тела. Гладящие наполненный им живот. Ласкающие мое лицо в попытке запомнить все черты.

Господарская постель была огромна и прохладна.

В ней еще никто не спал, и Влад засмеялся, глядя, как я ежусь от прикосновения холодных тканей к коже.

— Сейчас мы ее враз нагреем, — прошептал он, прижимаясь губами к моему плечу. — Еще жарко будет.

Я ему верила.

Потому что он ко мне льнул жадно, истосковавшись по теплу и ласке. Поцелуи его были полны страсти. И я замирала от нахлынувшего возбуждения, когда Влад с жадностью, властно и жестко, овладевал моим телом.

В его серебряных глазах было столько нежности и страсти, что я сама вспыхивала от смущения, понимая, что меня ждет. Понимая и предвкушая…

Он долго жил нелюбимым, страдал от холодности той, что выбрал в жены. И вот, наконец, нашел в себе силы развязаться с прошлым, забыть ту, что не ценила его любви и верности. Нашел свое счастье во мне, в том простом, но таком важном даре, который я могла ему подарить.

Просто взаимность. Просто нежность. Просто любовь.

И поэтому он потянулся ко мне.

Он готов был сжечь мою душу жаром своей любви, и сам сгореть вместе со мной.

Его руки, его поцелуи, его страстные, безумные ласки сводили меня с ума и заставляли кричать, трепеща.

Он запускал пальцы в мои косы и весь дрожал от счастья и удовольствия обладать податливой, отзывчивой на его ласки женщиной. Он жаждал быть со мной так неистово, что, казалось,