Все говорило о том, что он доживает последние мгновения, лишь чудом дождавшись свою прекрасную любимую жену.

Вмиг ее лицо переменилось. По неподвижным губам скользнула адская улыбка, красивое лицо исказилось так, что стало уродливым от злобы.

— Я победила, — прошептала она, задыхаясь от чудовищной, жестокой радости, глядя на неподвижно лежащего человека. — Я победила тебя! Я отныне Господарыня, единственная правительница и глава двух благородных семей! Я!

Она склонилась к самой серебряной маске и прошептала:

— Я сломала вас всех об колено, вы, сильные и гордые мужчины!.. И все — богатство, титулы, слава, — достанется мне. А ты, такой гордый, такой благородный и сильный, ничего не сделаешь мне. Ты ел яд с моих рук, как кроткий агнец. Ты уйдешь в мир теней, как самый ничтожный из смертных. Как глупец. Как послушный и трусливый раб, что пьет яд из страха наказания. Я наказала тебя!

Господарь и теперь молчал.

Только сердце его забилось сильнее.

Но тот, у кого сердца нет вовсе, разве услышит чужое?..

— И знаешь, за что? — продолжала Альба, вся трясясь от злобы. Она дышала часто-часто, сквозь сжатые зубы. На нее накатывал то ли злобный припадок, то ли безумие.

— Знаю. За милосердие, которое ты считала слабостью.

Такого страшного крика я не слышала никогда.

Господарь отшвырнул одеяло, и оно взвилось черным душным крылом над головой испуганной Альбы. Она упала на пол, вжалась в доски, спрятала лицо и скулила, словно над ней бомба взорвалась.

А он, полностью одетый, даже в сапогах, поднялся с постели, и ногой отпихнул воющую жену.

Ремни стягивали его грудь. Черные доспехи были словно чешуя дракона. Грозно и страшно.

— Ну, что ж ты не обнимешь любимого мужа? — прогудел он, тяжко шагнув по скрипнувшему полу. — Ты же ждала меня с победой с войны, так?

Альба перестала притворяться. Ни следа от кротости и смирения на ее лице не осталось. Только злоба и демоническая одержимость.

— Но как?! — проорала она, отползая от Господаря задом наперед. Глаза ее были совершенно безумны. — Ты! Ты! Ты! Ты должен был умереть еще неделю назад!

— Я ничего тебе не должен, — рыкнул Господарь.

Он нетерпеливо ухватил свою маску. У него не хватило выдержки снять ее как положено, он ее дернул, и ремни, удерживающие маску, на его затылке лопнули.

Зато, когда он ее отбросил, Альба заверещала, словно увидела призрака.

— Ну, что ж ты так испугалась? Ты же так восторгалась моей красотой! Это ведь я. Не узнаешь разве? Или думала, я как-то иначе буду выглядеть?

Господарь был прекрасен и ужасен одновременно. Словно дракон, раскрывший крылья…

Ноздри его тонкого носа яростно трепетали, брови сошлись на переносице, серые глаза яростно сверкали, а губы сжались в узкую белую полоску.

Но на этом лице не было и тени уродства, которое должно было быть, вызванное ядом. Ни болезненного пятнышка. Словно страшный яд был бессилен против Господаря.

— Ты… ты не читал моих писем?! — прохрипела Альба, словно Господарь душил ее. — Сволочь… ты давал их читать другим?! Тебе читали их слуги? Мерзкий червяк! А клялся, что мои кроткие слова увидишь только ты!

Господарь тряхнул волосами, чернее воронова крыла, и сдернул с руки перчатку.

— Твои кроткие слова? — небрежно повторил он. — Эти?

И полез за пазуху за письмом.

Он носил их рядом с сердцем, ядовитые и смертоносные. Как в те дни, когда любил эту женщину.

Право, не знаю, как он выжил.

Он достал письмо Альбы и встряхнул его, чтоб она увидела слова и буквы, выведенные собственной рукой.

— А-а-а! — прокричала Альба в ужасе, глядя, как Господарь комкает голой рукой ее отравленное письмо.

…И как оно корежится и чернеет в его пальцах… словно сгорает, превращаясь в черный пепел…

А он стоит сильный и огромный, неуязвимый, и смотрит в глаза той, что так хотела его смерти.

Последние крупинки отравленного письма, сгорев, ссыпались с ладони Господаря. Я-то знала: то двуцветник оберег его. Господарь пил противоядие. Господарь дышал им. В его крови текло противоядие.

Но Альба либо не знала об этом цветке, либо не верила в его силу. Она верила только в непобедимую силу яда.

И потому то, что письмо в руке Господаря сгорело, показалось ей чудом.

С воем она подползла на коленях к Господарю ухватила его руку, испачканную пеплом, и покрыла ее поцелуями.

— Ну, прости ты меня! — выла она. Корона с нее свалилась, она была простоволосая, как любая другая женщина. Простоволосая и покаявшаяся. С распахнутой душой. — Прости, змею подколодную! Прости! Знал же, на ком женился! Всегда прощал, и теперь прости! Ради своей любви! Ведь любишь, знаю!

Господарь лишь брезгливо встряхнул рукой, но Альба отлетела, словно ею из пушки выстрелили. На спину упала, уставившись на Господаря.

— Надеялся, — горько ответил Господарь, — что ты ответишь на мою любовь своею. А ты в ответ меня травила. Ведьма. Не прощу. На этот раз — нет.

Господарыня злобно оскалилась. Вмиг обратилась в демоницу. Видно стало, что ничуть она не страдает и не боится. Поистине отчаянная, смелая и свирепая…

— Ты обещал, — ядовито хохоча, выкрикнула она, — что наш род не прервется! Обещал, что семью нашу не оставишь без главы! Клятвами страшными клялся!

— Клялся — сдержу обещание, — спокойно ответил Господарь. — Рей. Брат твой. Мальчишка малой, которого ты, змея подколодная, велела выкинуть. А потом еще и упыря на него натравила. Думала, помрет? Живуч оказался; в вашу породу. У меня он теперь. Он главой твоей семьи будет. Не прервется твой род. А ты думала себя обезопасить, своими руками его на смерть отправив? Ну и гадина ты…

Альба, услышав это обвинение, страшно оскалилась. Теперь она была похожа на злобное чудовище, не на женщину. И утешение искала в мести и в издевке над мужем.

— Тебе было больно?! — прорычала она, яростно скалясь. — Когда яд мой пробовал, было? Ну, было же?! Было!?

— Было, — глухо ответил Господарь, склонив черноволосую голову. И Альба расхохоталась, как безумная, закинув голову, скаля зубы. — Сейчас узнаешь, как.

Тут Альба заверещала.

Лицо ее вдруг стянулось в мучительную гримасу. Потом — в невероятно уродливую личину, мало похожую на человеческое лицо.

Альба верещала и стряхивала со своих рук и с губ черные