М. Д. Приселков полагал, что целью составления Владимирского свода 1177 г. было приведение исторических доказательств Владимира на звание столицы Ростово-Суздальского края и всех русских княжеств.[578] Трудно сказать, был ли у летописца такой замысел. Что касается места Владимира в административно-политической структуре земли, то в годы авторитарного правления Андрея Боголюбского этот вопрос вряд ли подлежал обсуждению. Во всяком случае, из летописного свода это не очень заметно. Хотя объективно, не будучи епископским центром, Владимир не мог считаться и полноценной столицей земли.

Больше оснований говорить о попытке летописца представить Владимир как новую столицу Руси, а Андрея Боголюбского как старейшину всем русским князьям. Однако эта тенденция не столько отражает объективные исторические реалии, сколько выдает желаемое за действительное. Без перемещения митрополии во Владимир или хотя бы ее разделе на киевскую и владимирскую, о новой столице Руси, конечно, не могло быть и речи. Более того, в периоды междукняжеских нестроений и отсутствия во Владимире сильной княжеской власти будет подвергаться испытаниям и его положение как столицы земли.

О том, кто был автором летописи Андрея Боголюбского, определенных данных у нас нет. М. Д. Приселков полагал, что им мог быть игумен владимирской церкви Св. Богородицы Федул. Основанием для такого вывода послужило то, что свод 1177 г., бесспорно, составлен церковником и, несомненно, в главной соборной церкви Владимира. К перу этого сводчика историк отнес и «Повесть об убиении Андрея», а поскольку в ней упомянут в числе лиц, участвовавших в похоронах князя, игумен Федул, то скорее всего он и был автором летописи».[579]

Как версия такое предположение имеет право на существование. Очень может быть, что оно и верно, хотя убедительных аргументов в его пользу, по существу, нет. Личность Федула в летописи не раскрыта. Нельзя доказать и другое предположение М. Д. Приселкова, сводящееся к тому, что и все записи времен Андрея Боголюбского велись под руководством Федула.

Что же касается включения М. Д. Приселковым в свод 1177 г. записей за 1175–1177 гг., то такой вывод, скорее всего, неверен. Свод, а по существу летопись Андрея Боголюбского завершалась повестью об его убиении. Записи 1175–1176 гг., содержащие информацию о драматической борьбе северо-восточных князей за его наследие, несомненно, относятся уже к следующему этапу летописания. В пользу этого свидетельствуют некоторые стилистические отличия в литературном изложении материала, новая идеологическая фабула, акцентирующая внимание на бунте старых политических и церковных центров Ростово-Суздальского края против Владимира, а также наличие таких обобщений, которые могли быть сделаны только по прошествии какого-то времени.

К числу стилистических особенностей названных записей можно отнести изменения в некроложных сообщениях. В летописи Боголюбского упокоившиеся князья названы исключительно с эпитетом «благоверные». Теперь же к нему прибавляется еще и «христолюбивый». «В лѣто (1177). Преставися благовѣрныи и христолюбивыи князь Михалко».[580] Раньше в летописи, при описании победы или чудесного спасения Андрея Боголюбского, отмечалось, что этим он обязан молитве отца или отца и деда. В летописной статье появляется новая формула: «И поможе Богъ Михалку, и брату его Всеволоду, отца и дѣда его молитва, и прадѣда его».[581] Претерпевает изменения и литературный штамп, возвращающий рассказчика к прерванному повествованию. В летописи Боголюбского читаем: «Мы же на предлежащее възвратимся».[582] В статье 1176 г. летописец употребляет выражение: «Но (мы) на переднею възвратимся».[583]

Информационно записи 1175–1177 гг. современны событиям, в них зафиксированным (об этом говорит присутствие в них точных дат), но содержательно являются результатом труда не только хрониста-свидетеля, но и позднейшего редактора. К творчеству последнего можно отнести сентенции в сюжетах о противоборстве Владимира со старыми городами земли Ростовом и Суздалем. Претензии их жителей на первенство летописец объявляет неправедными, противными Богу и Святой Богородице. Права Владимира он считает бесспорными, поскольку этот великий город поставлен самим Богом, да и князей его Михалка и Всеволода тоже избрал Бог и Святая Богородица. Владимирцы действительно люди новые мезинные, но они ведь прославлены Богом. «Се бо Володимерци прославлени Богомъ по всей земьли, за ихъ правду Богови имъ помагающю».[584] Как защитницу города Владимира и его князей, летописец называет и икону Владимирской Богоматери, которая всегда посылает им чудесное избавление от несчастий.

К числу редакторских обработок следует отнести и сюжет с ослеплением во Владимире князей Ростиславичей. Это злодеяние совершено было не без участия Всеволода Юрьевича, избавлявшегося от претендентов на княжеский владимирский стол, но летописец спасает его честь. Владимирцы требовали расправы над Ярополком и Мстиславом Ростиславичами, но «благоверный и богобоязненный» Всеволод «не хотяше того створити». Он только посадил их в поруб, да и то лишь для того, чтобы утишились волнения. Владимирцы этим не удовлетворились, взяли оружие, двинулись на княжий двор и привели свое требование ослепить пленников в исполнение. Всеволод будто бы был опечален таким развитием событий, но не удержал людей из-за их множества.

Сказанное выше дает основания утверждать, что статьи 1175–1177 гг. принадлежат уже к летописи Всеволода Юрьевича, которая велась при главной владимирской церкви до 1212 г., когда был составлен Владимирский великокняжий свод.

Как считал М. Д. Приселков, еще одним этапом редакторской обработки владимирской летописи был 1193 г. Историк не привел специального обоснования, что явилось побудительным мотивом для создания этого промежуточного свода. В Лаврентьевской летописи под этим годом находится сообщение о страшном пожаре Владимира, завершающееся пространным церковным поучением, позаимствованным от пророка Исаии. В Московском летописном своде конца XV в. статья 1193 г. сообщает о заложении великим князем Всеволодом детинца во Владимире, а также об обновлении церкви Св. Богородицы епископом Иоанном после великого пожара. Однако вряд ли это обычное в условиях Владимира событие могло послужить поводом для пересмотра всего предыдущего летописания. Больше оснований было бы связывать составление летописного свода с поставлением Владимиро-Суздальской земле нового епископа Иоанна, но поставлен он был в 1190 г., а во Владимир прибыл, по-видимому, только в 1193 г. Первым его делом, как следует из летописи, было восстановление погоревших церквей, в том числе и Св. Богородицы, а вовсе не пересмотр владимирской летописи. Но, пожалуй, главный аргумент против свода 1193 г. находится в самой летописи. Ни по содержанию, ни по стилистике владимирская запись 1193 г. не указывает на какую бы то ни было ее отличимость от записей предшествующего или последующего годов. Так что свод 1193 г., по-видимому, является исследовательской фикцией, а не объективной реальностью.