— Понравился ли вам мультипликационный фильм «Шпионские ужасы»?

Ответ: «Не понравился» — Тиоракиса удивил. У них там, что? С чувством юмора плохо?

— Правда ли, что Первосвященник Цеттл IV (Миротворец) начинал в качестве агента спецслужбы?

Иерарх, разумеется, оказался выше столь мирского дела (и как такое только на ум приходит!).

Все прочие вопросы и ответы были примерно в таком же ключе. Если и присутствовал на этой памятной встрече какой-нибудь иностранный разведчик, вряд ли он смог пополнить свой шпионский улов сколь-либо ценной информацией.

Правда, на один вопрос последовал совершенно четкий и определенный ответ. Тиоракис впоследствии предполагал что, скорее всего, этот вопрос был заранее заготовлен самими «гэбэровцами» и, возможно, именно из-за него была затеяна вся эта встреча.

— Расскажите, пожалуйста, как можно попасть на работу в ФБГБ?

— Если кого-нибудь действительно интересует этот вопрос, то по окончании нашей встречи можно обратиться за разъяснениями в кабинет номер четырнадцать административного сектора. Там будет наш представитель в течение всей следующей недели. Милости просим.

Зал отозвался оживлением и смешками.

* * *

Фильм, который показали в завершение мероприятия, оказался полной ерундой, хотя авторы явно пытались подражать лучшим образцам жанра. Тиоракис ушел, не досмотрев.

Сейчас его мучил вопрос: стоит ли идти в четырнадцатый кабинет административного сектора?

Перед ним вроде бы приоткрылась дверца в тот скрытый мир, который так влек его к себе. Воспользоваться ли случаем? И посоветоваться в таком деле не с кем. «С мамой? — соображал Тиоракис. — Я ее отношение к этому ведомству знаю… С отцом? Переписку затеять по этому поводу? Или по телефону: «Как ты думаешь, папа, что если я пойду в шпионы?» Глупо как-то… С сестрой… Ну, ее-то ответ мне заранее известен! Она у нас вечная оппозиционерка. Будет плеваться и пугать меня страшными историями. С Леттой? Это вообще — бред! Летта — по другой епархии. С друзьями? Вот почему-то мне особенно не хочется, чтобы об этих моих планах знали друзья!»

В конце-концов, он окончательно понял, что выбор придется делать самому. Несколько дней Тиоракис ходил вокруг решения, как кот ходит вокруг холодильника, когда обоняние живописует ему, сколь вкусный кусок свежей печенки хранится в проклятом белом ящике. Три раза он даже поднимался в административный сектор и с деловым видом проходил мимо двери с обозначением: № 14. Два раза в длинном коридоре кроме него были какие-то люди. Ему казалось, что они во все глаза смотрят на него, и он сосредоточенно следовал мимо, как бы имея в виду совсем другую цель. Третий раз в коридоре не было никого, и Тиоракис… снова прошел мимо.

Нет, не решился. Почему — точно не мог объяснить сам. Не дозрел, наверное. Опять же где-то слышал… может быть, читал, что к так называемым «инициативникам» в службах такого рода относятся с большим подозрением…

Урочная неделя прошла, и проблема отпала сама собой, оставив легкий след сожаления об упущенной возможности.

* * *

Тиоракис продолжал с охотой и очень хорошо учиться, в связи с чем, уже на втором курсе был освобожден от платы за обучение. Он же стал одним из «золотых перьев» университетской многотиражки, чем приобрел широкую известность среди студентов, студенток и преподавателей, став таким образом довольно заметной личностью.

Его отношения с Леттой, дойдя до определенного уровня, как бы застыли в своем развитии и начали приобретать характер привычки. Тиоракис разрешил себе довольно сильно влюбиться в эту женщину. Первое, о чем он с удовольствием вспоминал, просыпаясь каждое утро, и последнее, о чем с наслаждением думал, засыпая, — была Летта. Что это такое, если не любовь? Однако окунуться в пучину страсти он себе не позволил и рабом своей любви не стал. Летта попробовала выкинуть с ним несколько своих обычных истерических коленец, но не тут-то было. Тиоракис в таких случаях просто разворачивался через каблук и уходил, даже не пытаясь вдаваться в так называемое «выяснение отношений». Он подсознательно чувствовал, что в этом виде военных действий женщины непобедимы. Навязав мужчине сражение такого рода, они непременно достигают триумфа и приобретают себе вечного пленника с клеймом собственницы на лбу.

Да, он переживал и даже страдал в таких случаях. Ощущения этого страдания были порою настолько сильны, что становились сродни физической боли. Но он перетерпливал. И каждый раз побеждал. Летта неизменно первая начинала наводить мосты. Тиоракис при этом никогда не пытался получить с нее контрибуцию в виде каких-нибудь признаний вины или обещаний быть «хорошей девочкой», поскольку это было сопряжено с риском вляпаться в то самое «выяснение отношений», коего он столь тщательно избегал. Он просто вычеркивал время размолвки из своей памяти, делая вид, что ничего и не произошло.

И он продолжал наслаждаться тайной их связи. Сохранять ее в секрете было тем более легко, что Тиоракис никогда не пытался сосредоточить все внимание Летты на себе. Он совершенно спокойно переносил то обстоятельство, что многие мужчины в его присутствии выказывали ей свое внимание, а она по своей привычке напропалую кокетничала с ними. Такое поведение Тиоракиса служило для большинства любопытных подтверждением того, что у него с Леттой ничего «серьезного» нет и быть не может. Ибо, по всеобщему убеждению, влюбленный мужчина просто обязан ревновать.

В отношениях с Леттой проявилось еще одно своеобразие натуры Тиоракиса. Состояние влюбленности не закрывало его глаза непроницаемой пеленой, как это случается с действительно страстными личностями. Для них предмет обожания заслоняет, делает невидимыми, незначимыми всех остальных. Нет, Тиоракис в то же время и весьма охотно общался с другими молодыми женщинами, находя даже дополнительное удовольствие от сравнения их качеств с качествами своей главной избранницы. Летта несомненно была самой красивой! Когда он видел ее или даже только еще предвкушал встречу с ней, кровь начинала бить толчками где-то там, у него внутри… Но при этом он отчетливо видел, что, скажем, Тарра явно умнее и способнее, а Клеста, несомненно, более приятна в общении, потому что добрее, терпимее… Любовь не делала его слепым.

Ну и, разумеется, он умудрялся общаться и с Леттой, и с Таррой, и с Клестой таким образом, что ни одна из них не знала о существовании другой. И это тоже чем-то было сродни работе двойного и даже тройного агента. Нужно было всегда помнить кому, что и при каких обстоятельствах сказал, где, когда и с кем договорился встретиться, какие у кого вкусы и пристрастия… Трудно! Однажды он попробовал добавить в эту компанию еще и четвертый компонент, но понял, что не потянет. Получалось слишком уж напряженно и могло закончиться «провалом».

* * *

И все-таки Тиоракис не даром чувствовал, что у него есть своя звезда!

Однажды, проверяя ящик для корреспонденции на двери своей квартиры, он обнаружил среди обычной кучи рекламных объявлений и счетов за телефонные переговоры адресованный ему простой почтовый конверт.