Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Рентгеновское зрение?
— Нет, ты просто характерно двигаешься, — сказал он. — Я ломал ребра не раз, знаю, как это бывает. Так что стряслось?
— Неудачно сходила на свидание, — сказала я. — Сначала все было хорошо, а потом он отказался разделить счет.
— И что было дальше?
— Я оплатила сама.
— Странная история.
— Не менее странная, чем преподаватель литературы, переквалифицировавшийся в охотника на нежить, — заметила я. — Не слишком ли бестактно с моей стороны будет спросить, как это тебя угораздило?
— Не слишком, — сказал он.
— Тогда я спрошу.
— Спрашивай.
— Как это тебя угораздило?
— Я жил обычной жизнью скромного, но чертовски обаятельного преподавателя литературы, а потом мою судьбу перепахало сюжетом, — сказал Реджи.
— И что это был за сюжет?
— Авантюрно-криминальный, густо замешанный на мистике и с легким эротическим налетом, — сказал он. — Я, конечно, предпочел бы, чтобы криминала и мистики там было поменьше, а эротики — побольше, но кто может выбирать?
— И правда, кто?
— В колледже начали происходить убийства студентов, — сказал Реджи. — Полиция сначала считала, что они никак не связаны между собой, потом предположила, что имеют место разборки молодежных банд, потом допустили, что это может быть дело рук маньяка.
— То есть, пошли по пути от простого к сложному, — сказала я. — Так бывает.
— Я же со свойственной мне прозорливостью увидел в этих убийствах части какого-то ритуала, но никто не хотел меня слушать.
Это я тоже понимала. Вокруг любого резонансного дела сразу же возникает определенное количество… э… личностей, носящихся со своими конспирологическими теориями. Личности эти по большей части являются носителями альтернативной адекватности и теории их не стоят ломаного гроша, поэтому копы отмахиваются от них уже чисто по инерции.
Иногда, может быть, в одном случае из тысячи, вдруг оказывается, что конспирологи были правы, а копы с самого начала копали не в том направлении. Ну случаи эти настолько редки, что мы все равно продолжаем копать туда, куда привыкли.
Это я тех копов не оправдываю, хотя может и так показаться. Я объясняю, почему такое вообще происходит.
— В конце концов, мне пришлось ввязаться в это расследование самому, и тут понеслось, — вздохнул Реджи. — Тайные общества, могущественные древние артефакты, зловещие мистические сущности, знойные любвеобильные красавицы… Красавиц, кстати, могло быть и побольше, а без зловещих сущностей я бы и вовсе обошелся, но это оказалась совсем не такая история.
— Сколько это продолжалось?
— Примерно полгода, — сказал Реджи. — Авантюрные сюжеты не слишком длинные.
— Если у них нет второго сезона.
— Чур меня, чур, — сказал Реджи. — В общем, в конечном итоге я всех победил, но большой радости мне это не принесло.
— Ты заслужил награду?
— Конечно, — сказал Реджи. — Я предпочел бы какое-нибудь «долго и счастливо», но по факту я получил вот эту татуировку, шрам на бедре, бесценный жизненный опыт и полезную мутацию организма, благодаря которой я могу глотать все эти эликсиры без побочных последствий. А когда я решил оставить дорогу приключений и вернуться к преподавательской деятельности, мне сказали, что мое место занято. Тогда я подумал, что это нормально, и я смогу без проблем устроиться в какой-нибудь другой колледж, но оказалось, что без проблем не обойдется. Никто не хотел брать на работу человека с моей репутацией. Мне сказали, что мое прошлое будет отвлекать студентов от занятий и в целом может создать негативный имидж любому факультету, что студенты вместо того, чтобы слушать меня, будут гуглить в интернете фото и ролики с моим участием, а такого, к сожалению, можно нагуглить несколько гигов, потому что часть приключений происходила при большом стечении народа, а телефоны с камерами сейчас есть у каждого.
— Понимаю, — сказала я. Я и сама с таким сталкивалась, пусть и в меньших масштабах.
— Тогда я решил применить свои новоприобретенные таланты в другой области и пошел к «Ван Хельсингам», — сказал Реджи. — Работа такая же нервная, как и с молодежью, но платят там в разы больше. А у меня…
— Четыре сестры и больная мать? Они на самом деле существуют?
— К сожалению, да, — сказал он. — Отец погиб, когда мне было пятнадцать, по счастью, тут не было никакой мистики, обычная автокатастрофа, и мама пыталась тянуть нас в одиночку, но это было слишком сложно.
— А сестры?
— Старшей, Джанет, сейчас двадцать, она учится на стоматолога и подрабатывает в клинике, — сказал Реджи. — Скоро она сама сможет о себе позаботиться, и всем станет чуть легче. Остальные еще слишком молоды. Конечно, все они стараются внести свой вклад в семейный бюджет, но основные счета все равно оплачиваю я. А счета, включая медицинские, сама понимаешь, там не маленькие.
— Понимаю.
— А теперь твоя очередь рассказать какую-нибудь печальную историю, — сказал он.
— Даже не знаю, с чего и начать.
— Попробуй в хронологическом порядке, — сказал он.
— Это несложно, — сказала я. — В младенчестве какая-то женщина, предположительно, моя мать, отнесла меня в сиротский приют.
— О, — сказал он. — Мне жаль.
— Там было не так уж плохо, — сказала я. — А потом меня удочерили.
— Звучит, как начало какого-то сюжета, — заметил Реджи.
— Нет, пока еще меня ни разу не цепляло, — сказала я.
Хотя попыток, вне всякого сомнения, был не один десяток. По крайней мере, агент Смит считает именно так.
Реджи поднялся с кресла, взял из моих рук пустую бутылку и выбросил ее в мусор вместе со своей пустой бутылкой.
— Будешь спать? — спросил он.
— Пока не хочется.
— Пива больше нет.
— И не надо, — сказала я. — Там где-то был чайник, чашки и пакетики с чаем.
— Пойдет, — решил он.
Включив чайник, Реджи подошел к окну и выглянул на улицу в щелочку между штор.
— Показывают что-нибудь интересное? — спросил я.
— Не уверен, — сказал он. — Но на другой стороне улицы стоит какой-то странный тип, который наблюдает за главным входом.
— Вампир?
— Отсюда не видно, — сказал Реджи.
— А плащ на нем есть?
— Да, коричневый.
— Тогда это просто мой фанат, — сказала я. — Эти чудики везде таскаются за мной уже неделю. Или, может, и дольше, просто я внимания не обращала.
— Чего им от тебя надо?