Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно. Я так и подумал.
Он нарисовал в воздухе квадрат, а потом сделал вид, будто ставит на нем свою подпись.
Подписка о неразглашении, да.
Я кивнула.
— Обращайся, если что, — сказал он. Это означало: «в любой момент».
— Обязательно, — сказала я. Это означало: «Примерно никогда». — Хочешь чаю?
— Почему бы и нет.
* * *
Мы пили чай, сидя на кухне, когда приехал Реджи.
Признаюсь честно, я ожидала, что охотник на нежить окажется здоровенным двухметровым детиной в кожаном плаще, под которым он прячет все свое оружие, что на лбу у него будет вытатуирован крест, а на руке окажется неснимаемый кастет с серебряными шипами — сотрудники «Ван Хельсингов» обычно любят изображать из себя что-то вот такое, грозное и не только отпугивающее упырей, но заставляющее и нормальных людей соблюдать определенную дистанцию.
Но Реджи был чуть выше среднего, лет тридцати, худощав, носил джинсы, кедики, твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях. Под пиджаком оказалась черная футболка с надписью «универсальный транквилизатор», почему-то набранной готический шрифтом. Единственная татуировка (из видимых) красовалась на правом предплечье, и это была просто какая-то неизвестная мне скандинавская руна. Весь свой арсенал он, видимо, прятал в довольно тощем на вид кожаном портфеле, и в целом Реджи смотрелся, как преподаватель из колледжа, а не бесстрашный воин, готовый в любой момент сразиться хоть с вурдалаком, хоть с оборотнем.
Образ ботаника завершали очки в стильной стальной оправе.
Наверное, это какой-то их криминалист, типа нашего Алана.
— Привет, — сказал он, заходя на кухню. — У вас там не заперто.
— Это потому что мы тебя ждали, — сказал Кларк. — Знакомитесь. Проф, это Боб. Боб, это Проф.
— Вообще-то, меня зовут Реджинальд, — я протянула ему руку для пожатия, но он ловко перевернул мою ладонь и склонился для поцелуя. Довольно старомодный жест, но не скажу, что неприятный. — Реджи. А Проф — это мой позывной.
— От «профессионала»? — поинтересовалась я.
— От «профессора», — сказал он. — Еще пару лет назад я преподавал в колледже.
— Что именно?
— Литературу.
— Любопытный карьерный зигзаг, — сказала я.
Он ухмыльнулся.
— Если вы думаете, что это история о человеке, который начитался героических эпосов и решил почувствовать себя их героем, сражая силы зла налево и направо, то черта с два вы угадали, — сказал он. — Это совсем не такая история.
— Но ты же мне ее расскажешь? — поинтересовалась я.
— Конечно, — сказал он. — Обязательно, но не прямо сейчас, потому что я, друзья мои, немного спешу, мне еще собеседование с одним типом надо провести на предмет, соответствует ли его образ не-жизни запрошенной лицензии. Так что давайте сначала к делу, а истории будем рассказывать потом. Где, так сказать, объект?
— В гостиной, — сказал Кларк.
— Переместимся же туда.
Мы переместились туда. Кларк снова занял наблюдательную позицию в кресле, я уселась на подоконнике, но на этот раз без книги и чая. Реджи достал из портфеля пробирку и мерную ложечку, набрал немного праха, а потом капнул в пробирку реактивом их флакончика, на котором были нарисованы череп и кости.
Впрочем, на всех его флакончиках были нарисованы череп и кости. Мне кажется, его это просто забавляло.
Он потряс пробирку, перемешивая ингредиенты, а потом поставил ее в специальный держатель для пробирок (черт знает, как он называется) и поместил на журнальный стол.
— Нужна примерно минута, — сказал он.
Жидкость в пробирке была мутно-серая, и изредка там что-то побулькивало.
— Пока мы сидим и ждем, — сказал Реджи. — Это вы разделили материал на две доли?
— Нет, — сказала я. — Когда я пришла, оно уже так было.
— Ваша квартира?
— Арендованная.
— Но живете вы?
— Да.
— Вы можете предположить, почему он наведался именно к вам? Вы имели какие-то контакты с миром нежити раньше?
— С одним из них я раньше вместе училась в школе, — сказала я. — Ну, и небольшой клан, откуда он происходил, жил в нашем городке.
— Попытка ассимиляции? И как все было?
— Вполне нормально, пока один из них не выпил мою одноклассницу.
— Последствия?
— Она умерла.
— А для них?
— У него была действительная лицензия.
— Лицензия на убийство, — сказал Реджи. — Как же это омерзительно. И ведь мы еще называем себя цивилизованным обществом.
— Считается, что не-жизни тоже имеют значение, — сказал Кларк. — Что у них тоже есть права, и эти их права должны быть соблюдены.
— На самом деле, у них нет физиологической необходимости убивать людей, — сказал Реджи. — Они могут пить кровь животных, хотя это наверняка оскорбит зоозащитников. В конце концов, есть же банки донорской крови, и они вполне могут покупать ее у добровольных жертвователей, благо, экономическая ситуация сейчас не ахти, и там вечно очередь стоит.
— Они считают себя высшими хищниками, — сообщил Кларк. — А хищник должен охотиться.
— Это одно из самых распространенных оправданий, — сказал Реджи. — Мы — прирожденные убийцы, такова наша природа, мы ничего не можем с этим поделать. На самом деле, просто не хотят.
Жидкость в пробирке забурлила и окрасилась в багровый цвет.
— Так и есть, — сказал Реджи. — Окончательно дохлый вампир. Э… я надеюсь, он не был никому из вас близком другом, и я сейчас не оскорбил чьих-то чувств.
Кларк пожал плечами. Я прислушалась к своим внутренним ощущениям и не обнаружила там ни капли сожаления.
— Не оскорбил, — заверила я Реджи. — Окончательно покойный не был нравственным человеком. Если это, конечно, он, а не какой-нибудь залетный кровосос, решивший рассыпаться в прах у меня на коврике.
— Кстати, об этом, — сказал Кларк. — Проф, а можно как-то установить его личность? Ведь, насколько мне известно, все параметры зарегистрированных вампиров хранятся в одной базе данных, чтобы можно было отслеживать их действия и перемещения по стране. Или по праху уже ничего невозможно опознать?
— Возможно, — сказал Реджи. — Но если все происходит не в рамках официального расследования… у вас тут официальное расследование?
— Пока нет, — сказал Кларк.
— Тогда я должен заметить, что это охренительно платная процедура, — сказал Реджи. — Экспресс-анализ, что я уже провел, это копейки, черт с ним. Но обращение к общей базе я из своей зарплаты не потяну. Ты же знаешь, Джон, у меня четверо сестер и больная мать, и я единственный в этой семье, кто может оплачивать счета…