с возрастом ударился в духовные практики, медитацию и здоровый образ жизни. Возможно, захотелось чего-то иного…

– Сольной карьеры и чтобы не делиться, – невинно подсказал Гуров.

– Почему нет? – колко отозвалась Мария.

– Но расстались они без скандалов?

– Трудно сказать. Официально никто не бузил. Сид с группой продолжал гастролировать, исполняя песни из их общего репертуара, поскольку большинство раскрученных хитов как раз на Жогины слова.

– И добренький автор ничего для себя не требовал? Отчислений и прочего?

– Опять-таки официально – нет. По логике, если бы что-то было, журналюги напрыгнули бы разом: вот же, долгожданный скандал.

– Справедливое замечание. Итак, они разошлись. И все-таки долго на старых дрожжах не заработаешь, а старый друг и одуматься может.

– Вы умный человек, господин полковник, – похвалила она, – именно так.

– Что, одумался и запретил распевать свои шедевры?

– Нет, но в любой момент может запретить. Этого исключать нельзя. Возможно, поэтому Сид и решил пойти ва-банк с этим театром…

Она усмехнулась:

– Вообще, весь этот театр, поворот к классикам – было неожиданно! Кто-то просто ржал, кто-то носик морщил…

– А ты?

– Не скажу.

– Чего это?

– Неприлично. Потом, как переговорили лично, честно, была впечатлена. Поразительно умный, интеллигентный и увлеченный своим делом…

– …из чего я заключаю, что он слез с наркоты, бросил пить и курить, – уточнил Гуров.

– Курить он не бросил. А вы грубиян и приземленный тип, господин полковник, – попеняла она и невозмутимо продолжила: – Так-то да, по сути все верно. Факты таковы, что театр развивался, и довольно успешно…

Мария осеклась, легонько хлопнула себя по лбу:

– Божечки мои. А если и «Гамлет» Жогин – это же трагедия!

– Ну что ж, есть и другие постановки в репертуаре?

– Есть. Меня там, правда, нет, а постановки есть… и пользовались огромным успехом.

– Ты думаешь, что пользовались, или…

– Или. Одна за другой следовали премии: «Гвоздь сезона», «Звезда театрала» и даже «Арлекин».

– Почему даже?

– Потому что это премия за детские постановки. Для деток от пяти до двенадцати, и чтобы пьеса шла не менее двух театральных сезонов.

– Боюсь даже спросить, за какой спектакль.

– «Гамельнский крысолов», – поведала Мария с каменным лицом. И, не сдержавшись, хихикнула.

Строго глянув на жену, Гуров постучал по столу:

– К порядку! Итак, все у нас хорошо, прозрачно и с вдохновением. Но вот кристально честный Сид, через которого театр все-таки получал бюджетные денежки, скончался. И если выяснится, что покойник таки мухлевал, капут и вливаниям, и инвестициям. Все верно излагаю?

Мария горестно всплеснула руками:

– Ну что ты будешь делать! Поп свое – а черт свое! Я ему про интересное, про искусство, а он… а так да, все верно. И вот если бы с кристальной ясностью установить персону, которая крысятничала за Сидовой спиной… а то и свела его в могилу – как это было бы замечательно.

Замолчали.

Молчать в этом доме умели мастерски, что один, что вторая, а сейчас как раз было о чем. Гуров понимал, чего конкретно ожидает от него супруга, и разочаровывать ее было неловко. То есть многолетний опыт в сыске свидетельствовал о том, что картина, увиденная ими, не означает ничего иного, кроме как срыва глубоко больного человека, ни малейшего криминала в этом нет. Да и кому может быть выгодна смерть этого одиозного персонажа? Генерал Орлов иной раз страдает конспирологией, но в наше непростое время нет нужды убивать человека, чтобы заставить его замолчать. Достаточно исключить из медиапространства – а это крайне просто, особенно если человек сам не рвется «чирикать», пускать «телеграмы» и умничать на камеру.

Да нет, пустое. Тут не более чем личная трагедия. Она, конечно, всегда трагедия, мог выбраться и много всего полезного сделать – и не сделал, но ведь не он первый, не он последний.

– Лева, – вдруг подала голос супруга, – ну что за душевные терзания? Я от тебя не требую результата типа «вынь да положь». Просто скажи: «Любимая, я постараюсь».

«Великолепно. Чего она от меня хочет? И чего ждет от меня Орлов? По ходу, оба хотят одного и того же, чтобы я, полковник, опер-важняк и прочая, прочая, выступил адвокатом покойного панка. Доказал, что культовая шпана русского рока был чист и честен, причем как бы этого никто и не оспаривает. И как, позвольте спросить, можно это доказать? Ах да, простите. Отыскать гипотетическую крысу… ну что за выражения! Ведь приличная, интеллигентная женщина из мира культуры. Вот все бросай – и шевели мозгами…»

– Гуров.

Лев Иванович вздохнул.

– Любимая, я постараюсь.

– Вот и ладненько. Ах, я так устала. – Как ни хитра была эта женщина, но все-таки не успела отвернуться одновременно быстро и изящно, и Гуров увидел, как победная улыбка пробежала по ее губам.

«Женщины, – ворчал он про себя, моя посуду, – хочу – и все тут. Да и генералы не лучше».

Закончив домашние дела, Гуров набрал номер Орлова, а тот, совершенно очевидно, сидел у телефона и ждал.

– Я предупредить, – поведал угрюмо полковник, – завтра, с позволения руководства, съезжу уточнить пару вопросов… ну, по ситуации с Ситдиковым.

Показалось ли, нет, но в трубке послышалось довольное то ли урчание, то ли пыхтение. В целом нечто положительно окрашенное.

«Ну и ладно. Пусть Стас после отпуска отдувается, а я вот, пользуясь случаем, возьму и отосплюсь. Вот проснусь – и поеду, возможно, приобщусь к прекрасному и загляну в театр. Или вообще никуда не поеду…»

Удивительно, но оказалось, что папку «Сид. Разное» он каким-то образом уже вынул и даже на стол положил.

– Дудки! – возмутился Гуров. И, водворив упрямую канцелярию обратно, ушел спать.