Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Армат и Таракан, выйдите в коридор, – сказал шериф, прежде чем мой недоброжелатель сказал или сделал что-нибудь.
– Но у него оружие, Плацкарт, одного опасно оставлять, пусть его отдаст. И вообще, его в камеру сразу после допроса стоит посадить.
– Ты мне будешь указывать, что делать?
– Нет, – пожал тот плечами, – это твое решение. Я напомнил, что этот хрен с бугра может свинтить по темноте, а на нем труп висит. Что скажут люди, если у нас начнут убивать направо и налево?
– Я разберусь, – процедил шериф и махнул ладонью в сторону двери. – И я не уверен, что без оружия он станет менее опасен. Если верить его рассказу, то он ушел связанным и безоружным от полудесятка сектантов, потом их же всех перебил.
Когда мы с шерифом остались одни, он спросил:
– Какой у тебя Дар, не хочешь рассказать?
– А то никто не знает? Стреляю хорошо, очень метко и быстро.
– И благодаря этому сумел удрать в наручниках прямо из-под глаз килдингов? – не поверил он мне.
– Повезло. Художник остался со мной и Коброй один, потом отвлекся на своих друзей, которые из кустов стали выбираться, ну я и свинтил. Несколько секунд мне хватило, чтобы спрятаться в зеленке. Пока они искали меня в другом месте, я скинул наручники и достал револьвер, про который этот урод забыл, и пристрелил ихнего сенса, который почти нащупал меня.
– И они тебя не нашли?
– Не поймали. Начали стрелять в ответ по тому месту, откуда я стрелял, я выстрелил в ответ с помощью своего Дара. В итоге они просто не стали рисковать и убрались с одним Коброй, а я пошел по их следам. Я же все рассказал, Плацкарт, зачем два раза переспрашивать?
– Да это так, привычка, – покрутил он ладонью в воздухе, – ловить на противоречиях. Ладно, сегодня отдыхай, а завтра тебя и Художника с Колобком отправят в Парадиз с утра, а то сегодня уже не успеем. Отдыхай здесь, чтобы кривотолков не вызывать в народе.
– Мне бы помыться, одежду сменить, – попросил было я.
– Денек потерпишь. Лучше быть грязным, чем мертвым. А то как бы кто из друзей Художника и Люка не решил с тобой поквитаться тишком. У них тут каждый второй – знакомый, каждый пятый – собутыльник.
– Хм, ну ладно.
– И еще кое-что, – задумчиво произнес шериф.
– Оружие не отдам, – догадался я и наотрез отказался разоружаться. – Можете рискнуть и попытаться отобрать.
– В Парадизе все равно тебя разоружат.
– До него еще добраться надо. Никому из вашего стаба я не доверяю, и ты сам же сказал, что у Художника и его команды тут друзья-товарищи могут быть, а я меньше всего желаю столкнуться с ними, будучи безоружным.
– Эти дружки и товарищи до поры до времени, как только ментат подтвердит твои слова, так сразу все от них открестятся.
– То есть ты уже мне веришь? – удивился я. – С чего бы?
– Интуиция да и… в общем, подозревал я что-то такое, только грешил на муров, думал, что это они похищают людей для продажи внешникам. В голову не могло прийти, что такая зараза у нас засела. А про команду Художника подумал бы в самую последнюю очередь… м-да.
Остаток дня и ночь я провел в одном из местных кабинетов на хорошем большом диване. За такой мне бы пришлось в прошлой жизни выложить четыре зарплаты, не меньше, а здесь подобное барахло не считается ничем особенным. Сталкеры таскают фурами. На моей бывшей работе такую мебель работодатель никогда не брал, предпочитая возить ширпотреб, под который подходила присказка: дешево и сердито. Да и мне с напарником было спокойнее, ведь случись авария, и за год не расплатишься. Да уж, как звучит-то – в прошлой жизни! Словно я уже умер и реинкарнировал, попал сразу во взрослое тело и со старой памятью.
После ужина я лег на диван, положил на живот пистолет, руки завел за голову и очень долго лежал, всматриваясь в потолок и вспоминая яркие моменты из жизни на Земле. Получалось, что ТАМ я вел серую и скучную жизнь, адреналин больше на тренировках да сборах (страйкоб, пейнтбол) выжигал, а здесь он сам выплескивается в кровь каждую минуту. За месяц, мягко говоря, истратил этого гормона больше чем за всю предыдущую жизнь до попадания в Улей.
Внезапно раздался громкий стук в дверь, следом грубый мужской голос посоветовал поторопиться и отпереть замок.
– Кто там? – спросил я, не спеша выполнять указание, и, схватив пистолет, кувыркнулся на пол.
– Дед Пихто! Ехать пора. Или ты думал, что станут дожидаться, пока твоя светлость до обеда выдрыхнется? Открывай давай, пока не снес дверь! Платить за нее сам будешь! – прокричал неизвестный и сопроводил свои слова сильным ударом по дверному полотну.
– Какой ехать? Так поздно? Мне Плацкарт обещал завтра машину!
– Так уже завтра, блин! Ты там не спеком обкололся?
Я отпустил левой рукой рукоять пистолета, потряс кистью, чтобы рукав сполз с часов, и посмотрел на циферблат.
– Коли будет хреново и заблюешь машину, парни тобой весь кузов вытрут. Ясно? – сообщил мне бородатый мужичок, обладатель щуплого телосложения и мощного голоса, как только я распахнул перед ним дверь.
– Я не кололся, просто уснул и не заметил, как время прошло, – сказал я ему. – Через сколько отправка?
– Полчаса у тебя есть, – хмуро произнес «будильник», осмотрел меня с головы до ног, хмыкнул каким-то своим мыслям и повернулся ко мне спиной.
Когда бородач ушел, я вернулся к дивану, сел и спрятал лицо в ладони. Так просидел несколько минут, потом оделся в сбрую, взял свой рюкзак и чехол с винтовкой и вышел на улицу, где навестил кабинет с удобствами и умылся холодной водой из-под древнего алюминиевого умывальника.
До загрузки в машину успел наскоро перехватить легкий завтрак и набрать в дорогу пирожков с мясной начинкой.
Для доставки в Парадиз меня и двух килдингов Орешек приготовил три машины: «шишигу» со стальным кунгом, обваренным дополнительной броней с шипами и нитями «егозы», пикап на базе «головастика» с «утесом» на вертлюге и старенькую «буханку», которую неведомые кулибины превратили в эрзац-броневик, поставив в центре кузова низкую башенку со спаркой «ПКТ». Более крупное, наверное, не сумели пристроить без опасения, что отдача не разнесет и башню, и «УАЗ». Или переклинит механизм поворота и наведения, что превратит машину в самодвижущуюся гору металла.
Четвертым был мой «рыжик».
Я наотрез отказался сесть в «шестьдесят шестой». Через десять минут споров и трехэтажного мата старший отряда, некий Хвост, плюнул себе под ноги и махнул рукой:
– Черт с тобой, езжай на своем рыдване, только я с тобой человечка посажу, который присмотрит.
Отказываться и продолжать спор у меня уже не было сил, и я только кивнул. После чего развернулся к нему спиной и пошел к своей машине.
– Третьим катишь, ясно?! – крикнул он мне. – За «шишигой»!