«белого каления»

«Раиса Максимовна ― человек с твердым, жёстким и властным характером ― умела подчинять своей воле других, добиваться желаемого всеми силами и средствами. Она быстро стала первой дамой страны, во всяком случае, значительно быстрее, чем М. С. Горбачев по — настоящему почувствовал себя лидером партии и государства. Не стесняясь она звонила и давала поручения помощникам генсека и некоторым членам руководства страны, особенно тем, кого знала»

«Мне, как послу, оставшемуся членом ЦК КПСС, было известно, что на Политбюро в октябре обсуждался проект речи Горбачева, которую он должен был произнести в связи с 70–летием Октябрьской революции. Ельцин в ходе этого закрытого обсуждения высказал ряд серьезных критических замечаний, которые касались как оценок прошлых периодов в жизни страны и партии, так и перспектив и путей развития перестройки. «Мы здесь произносим новые слова — лозунги: гласность, перестройка, плюрализм, а на деле ничего не делаем для того, чтобы от лозунгов перейти к делам»,― таков вывод Бориса Николаевича.

Отпор этой критике Ельцина принял неожиданную форму: в то время как члены Политбюро оставались на местах, Горбачев покинул зал заседаний ― факт, пожалуй, единственный в своем роде в истории КПСС. Разумеется, кто — то тут же отправился следом за генсеком, дабы попросить его вернуться и председательствовать на заседании. Горбачев вернулся ― и с ходу повел атаку на Ельцина. Его выступление было выдержано в таких тонах, что не оставляло никаких сомнений в необходимости отставки Ельцина. А несколько недель спустя состоялся Пленум ЦК, где все повторилось сначала, тон вновь задавал Горбачев. Ельцин парировал высказывания генсека: надо, дескать, перестать восхвалять Горбачева, иначе будет создан новый культ личности, необходимо разобраться в лозунгах перестройки, перейти к более реалистическим темпам ее проведения. В заключение он заявил о своем выходе из состава Политбюро.

Экзекуция над Ельциным была, как известно, продолжена в ноябре, уже на пленуме Городского комитета партии, проводившемся в Колонном зале. Помню этот бурный пленум, где один за другим выступали заранее подготовленные ораторы, а сам Ельцин, приехавший (а точнее, доставленный) из больницы, выглядел надломленным, больным… Именно тогда он был освобожден от руководства московской партийной организацией и, как предполагалось, должен был уйти на пенсию. Он этого не сделал и, более того, стал настаивать на предоставлении ему работы»

«Но имей в виду: в политику я тебя не пущу»

«именно заказной характер разгрома кадров (МГК.― И. Ф.) обеспечил Ельцину «крышу». Ранг министра СССР при существующей должности первого заместителя председателя Госстроя СССР был дарован специально для него. Все привилегии и блага, с которыми он так громко воевал на публике,― «Чайка», дача, поликлиника, паек, путевки и т. п.― все было сохранено»

«Часто в ночные бессонные часы,

я вспоминаю эти тяжелые дни, быть может, самые тяжелые дни в моей жизни. Горбачёв не задвинул меня в медвежий угол, не услал в дальние страны, как это принято было при его предшественниках. Вроде бы благородно ― пощадил, пожалел. Но немногие знают, какая это пытка ― сидеть в мертвой тишине кабинета, в полном вакууме, сидеть и подсознательно чего — то ждать… Например того, что телефон с гербом зазвонит. Или не зазвонит»

«полном трансе»

«было тяжело смотреть»

«На личность Ельцина мощно воздействовали два фактора — его характер, сильный и властный, во многом нетерпимый, и система тоталитарной власти, в которой он сформировался как государственный деятель. Эта власть, мощная, все подчиняющая, но, в сущности, искусственная и извращенная, вошла в его плоть и кровь, и он не мыслил своего существования без нее. Она стала для него едва ли не главной ценностью жизни. Когда судьба поставила его перед жестоким выбором «жизнь или власть», он, с риском для жизни, выбрал власть. Достаточно легко воспринимая утраты политических друзей, он не мог себе представить утрату власти. Из трех «губительных страстей», которые выделяет известный голландский философ и теолог Янсений, — «страсть чувств» (libido sentimenti), «страсть знаний» (libido sciendi) и «страсть власти» (libido dominandi), именно последняя является доминантой характера Ельцина»

«Быть «первым»,

наверное, это всегда было в моей натуре, только, быть может, в ранние годы я не отдавал себе в этом отчета»