Олев не дал ему договорить, вскинув руку:

– Не беспокойся, мы все предусмотрели. Сегодня этого старого хрыча нет во дворце. Отправился в какой-то хаммам для тех, кто пребывает в печали. Не спрашивай, что это за заведение и где оно находится, я все равно не знаю. Одним словом, этот жеребец в твоем полном распоряжении.

– Ну и что мне с ним делать?

– А ты не догадываешься? – заговорщически подмигнул Олев. – Оседлать его и проскакать до дальнего холма и обратно.

Несколько минут спустя из ворот конюшни выскользнула какая-то тень: это Джахан, пригнувшись к холке Урагана, направил коня в темноту. Стражники, стоявшие у ворот, предварительно получили по монете, поэтому сделали вид, что не заметили всадника. Последовав совету Олева, Джахан помчался к дальнему холму. Ветер бил ему в лицо, и он чувствовал себя свободным, отважным и безрассудным. Внезапно Джахан замедлил бег скакуна. Впереди ехала повозка, запряженная осликом. В ней, тесно прижавшись друг к другу, сидели его старые знакомые – цыгане.

– Вот так неожиданная встреча! – воскликнул Джахан. – Когда вас выпустили из тюрьмы?

– Нас могли отпустить еще за месяц до того, как освободили тебя, – заявил Балабан. – Но мы решили дождаться, пока решится твоя участь.

– Что? – ушам своим не поверил Джахан. – Вы были свободны, но не уходили из тюрьмы, дожидаясь меня? Но зачем? И что вы делаете на дороге в такой час?

– Укротитель львов шепнул нам словечко, – сообщил Балабан, привязывая сзади к своей повозке поводья Урагана. – Похоже, у тебя есть хорошие друзья. Они хотят, чтобы ты хорошенько себя потешил. Ты это заслужил, парень.

– О чем это вы? – с подозрением спросил Джахан.

Цыгане обменялись насмешливыми взглядами.

– Сейчас увидишь, – бросил Балабан.

И прежде чем Джахан успел рот открыть, он хлестнул ослика. Повозка двинулась в сторону города, увлекая за собой Урагана.

Джахану ничего не оставалось, как повиноваться. Они долго ехали по узким дорогам, петляющим среди полей. Хотя стоял прохладный осенний вечер и небо было черным, как бархат, облачка тумана, клубившиеся на севере, двигались в сторону города. Когда цыгане и следовавший за ними Джахан оказались на городской окраине, плотное одеяло тумана уже накрыло улицы Стамбула. Они миновали несколько переулков, таких узких, что повозка едва не застревала между покосившимися деревянными лачугами. Каждый квартал, который они проезжали, казался еще более безлюдным, убогим и печальным, чем предыдущий. Балабан хранил молчание. Тишину нарушали лишь крики чаек, цоканье копыт и скрип колес.

Но вот повозка остановилась, и цыгане соскочили на землю. Джахан тоже спешился и огляделся вокруг, пытаясь понять, где очутился. Местность была ему совершенно незнакома.

– Ты что, к земле прирос? – легонько подтолкнул его Балабан. – Давай пошевеливайся. – Предводитель цыган прижал руку к сердцу и повернулся к своим людям: – Вы можете идти, да благословит вас Бог.

Джахан двинулся вслед за Балабаном. Воздух на этой улице был пропитан множеством запахов: жасмина, морских водорослей, пищи, щедро приправленной чесноком и перцем. Люди, которые ухаживают за животными, многому учатся у своих питомцев. Благодаря слону Джахан умел правильно принюхиваться. Вскоре он различил, что из одного дома исходит аромат благовоний.

– Что это за дом? – указал на него Джахан.

– Ты до сих пор не понял? – усмехнулся Балабан. – Мы доставили тебя прямехонько в бордель.

Джахан побледнел:

– Я не пойду.

– Это еще почему? Ты что, боишься потаскух? Хорошо, мы зайдем только посмотреть на них. Если ни одна тебе не понравится, сразу уйдем, слово цыгана. Лопни мои глаза, если я лгу. Не надо быть таким робким, молодой индус. Поверь мне, там тебя никто не обидит.

Джахан растерянно переминался с ноги на ногу. Он и сам не знал, чего ему больше хочется: зайти внутрь или бежать прочь. Балабан подтолкнул юношу в спину.

– Хватить робеть, – повторял он. – Нам с тобой крупно повезло, что мы сумели без труда отыскать бордель.

Дело в том, что подобные заведения в Стамбуле существуют по законам турецких сказок, которые обычно начинаются словами «то ли было, то ли не было». Несколько месяцев подряд дюжина продажных женщин живет под одной крышей, и клиентам кажется, что они в любой момент могут заглянуть туда и развлечься. Но однажды те приходят и видят: дом пуст, его обитательницы словно растворились в воздухе. Обычно потаскухами становятся женщины, мужья которых ушли на войну или уехали в дальние края в поисках лучшей участи. Несчастным бабенкам, оголодавшим, как мыши в пустой кладовой, просто не остается иного выбора.

Во многих кварталах Стамбула женщин, свернувших с пути добродетели, не только осыпают проклятиями, но и побивают камнями. Проснувшись поутру, они обнаруживают, что порог их дома выпачкан дегтем, а на стенах нацарапаны бранные слова. Иногда таких женщин даже бросают в тюрьму. Порой их сажают на мула задом наперед и провозят по улицам, чтобы горожане могли вдоволь над ними поглумиться.

Но кадии привыкли в первую очередь думать о выгоде, а потом уже – обо всем остальном. Поэтому, с одной стороны, они объявляют шлюх воплощением зла, а с другой – не забывают о том, что ремесло это приносит казне неплохой доход: ведь владельцы борделей тоже платят налоги. Поэтому обычно потаскух подвергают суровым наказаниям только в священный месяц Рамадан. А все остальное время власти предпочитают смотреть на существование домов терпимости сквозь пальцы.

В округе Эйюп совсем недавно было принято множество строгих указов. В результате были закрыты не только таверны и публичные дома, но и кофейни, где собирались игроки в кости. Все распутные женщины подверглись жестокому наказанию, даже те, кто давно оставил свое ремесло. Для того чтобы впредь избежать подобной участи, шлюхи постоянно кочуют с места на место, напоминая этим цыган. Все это Балабан успел поведать своему вконец растерявшемуся спутнику, прежде чем они дошли до дверей притона.

– Гулящие женщины подобны ветру, – изрек цыган. – Ветер нельзя заковать в кандалы, он проскользнет между цепями.

Они уже стояли у дверей. Балабан постучал. Дверь открыл чернокожий слуга. Увидев цыгана, он низко поклонился и произнес:

– Добро пожаловать, хозяин.

– Этот дом принадлежит тебе? – поразился Джахан.

Балабан метнул в слугу недовольный взгляд.

– Я всего лишь бедный цыган, – вздохнул он, повернувшись к Джахану. – Вся моя жизнь проходит в пути. Как я могу владеть этим домом? Или, может, ты думаешь, что он на колесах? Идем, не будем тратить времени на пустые разговоры.

Вслед за слугой они поднялись по лестнице. Наверху их встретила пожилая женщина, с лицом морщинистым, как чернослив. Она приветствовала Балабана со всей возможной почтительностью. Рядом с ней стояла корзинка, где лежала кошка с шестью котятами: прижавшись друг к другу, они слились в один пушистый дымчато-серый комок.