Она оказалась миловидной девушкой и представилась как «Саша». Александр Петрович, в свою очередь, представился членом правительственной комиссии по контролю над общественными и частными программами с социальной ориентацией. Понятно, в данном случае в поле зрения комиссии был Центр Социально-медицинский Исследований.

Саша по своему простодушию даже не поинтересовалась, откуда посетителю известно о ее сотрудничестве с Центром, хотя у адвоката был готов ответ на этот вопрос. Она охотно выложила все, что знала.

С Центром она работает уже больше двух лет. В ее обязанности входит обследовать десять человек в месяц и заносить результаты обследований в специальные бланки (бланки были предъявлены). Обследованию подлежат пять мужчин и пять женщин, каждый в одном из пяти определенных возрастных интервалов, а в пределах этих категорий — выбор каждого обследуемого произвольный, по ее усмотрению. В конце месяца она отсылает десять заполненных бланков по адресу: Москва, 105361, абонентный ящик 87. За эту работу она ежемесячно получает по почте гонорар, корректируемый с учетом инфляции. В последний раз он составил десять тысяч рублей.

«Ловко, — подумал адвокат, — вся штука именно в мизерности суммы. Если бы ей стали платить много, она бы наверняка заподозрила неладное и побежала с кем-нибудь советоваться».

Истолковав по-своему молчание собеседника, она встревоженно спросила:

— Может быть, я что-то не так делаю?

— Нет, нет, — успокоил ее адвокат, — вы все правильно делаете. Не волнуйтесь и работайте, как работали. Если мы в вашем Центре обнаружим какие-либо нарушения, обязательно дадим вам знать.

В заключение беседы он попросил ее показать корешки почтовых переводов, если таковые у нее сохранились. Покопавшись в сумочке, она нашла несколько корешков — все переводы были отправлены из разных почтовых отделений Москвы и информационной ценности не имели.

Поскольку конец месяца был совсем близок, Багров посадил в соответствующее почтовое отделение специального дежурного, но к абонентному ящику 87 никто не подходил — видно, у «Пигмалиона» на почте были свои люди.

Закончив общение с Милюковой, адвокат позвонил в справочное «Пигмалиона». Результат превзошел все ожидания: Александру Петровичу предложили в любой момент, хоть прямо сейчас, получить сертификат органа, который, несомненно, подойдет синьоре Торелли.

— По-советски работают, — укоризненно проворчал адвокат, — труп еще в морге, а сертификат уже на прилавке.

Однако юридическое значение этого факта нельзя было недооценивать, и он тут же связался с Багровым.

Тот дал Александру Петровичу в провожатые человека, достаточно бойко говорившего по-итальянски, чтобы сыграть роль личного врача супермодели.

Получив распечатки данных о Петухове и его почках, адвокат со своим спутником составили свидетельские показания о посещении «Пигмалиона», и передали их полковнику.

Он, безусловно, грамотно плел сеть вокруг этой достойной фирмы. Оглашение такого документа в зале суда произведет изрядное впечатление… если, конечно, полковник доживет до зала суда.

К удовольствию адвоката, Багров ни в каких новых авантюрах участвовать не предлагал, и Самойловы без помех могли продолжить свое расследование. Хотя время нормальной работы контейнера со злополучной почкой, без подзарядки аккумулятора, истекало менее чем через двое суток, их это не очень волновало, ибо они не сомневались, что почка находится у Багрова. Впрочем, расслабляться не следовало, тем более что их теперь отчаянно торопила Клава. Она в панике названивала из Петербурга, откуда ей выехать пока не разрешали, и утверждала, что если она, вместе с почкой, в течение нескольких дней не вылетит в Италию, произойдут ужасные вещи. Но, увы, все, что могли предпринять Самойловы, как назло, требовало много времени. Им оставалось либо опрашивать родственников умерших коллег Дегтярева, либо разыскивать эмигрантов.

— А может, сперва попробуем психушку? — неуверенно предложила Карина. — Его фамилия, кажется, Смолин?

Она имела в виду старшего научного сотрудника лаборатории Дегтярева, пребывающего ныне в лечебнице с диагнозом «старческий маразм». Судя по обилию благодарностей и поощрений в его личном деле, он был в фаворе у своего начальника и мог что-то знать о его приватных делах. Но сейчас ему исполнилось восемьдесят два, и если с таким диагнозом его поместили в стационар, вероятнее всего, вступить с ним в контакт невозможно. Поэтому посещение психиатрической больницы в ряду возможных ходов значилось у Самойловых под последним номером.

— Можно попробовать, — уныло согласился Александр Петрович, — нам сейчас надо хвататься за любую соломинку.

«Психушка», где содержался Смолин, размещалась на северо-западе, в Тушино. Они добрались до нее около четырех, и сонный вахтер сообщил им, что сегодняшний день «невпускной». Справочное бюро функционировало. Обитавшая в нем благообразная старушка, в ответ на сплетенную адвокатом жалостную историю, выяснила номер отделения Смолина и уговорила по телефону дежурную медсестру выйти в проходную.

Через несколько минут перед ними предстала рыжая девица с нахальными распутными глазами. Верхние пуговицы ее халата были расстегнуты, позволяя обозревать объемистые веснушчатые груди. Александру Петровичу показалось, что под халатом у нее никакой другой одежды нет.

Девица молча, без любопытства оглядела посетителей, и им стало ясно, что шоколадкой тут не отделаешься. Карина решилась принести в жертву общему делу нераспечатанный флакон духов.

— Мы в Москве один день, проездом, — по-свойски обратилась Карина к девице, стараясь придать своему взгляду достойное собеседницы нахальство. — Родственники Смолина хотели ему передать… — Она не без сожаления извлекла из сумочки французские духи.

Девица тщательно осмотрела флакон и упаковку, после чего облизнула губы мясистым красноватым языком:

— Ладно, идемте, — лениво произнесла она, опуская духи в карман.

Она провела их в прогулочный дворик своего отделения — небольшое, огороженное глухим забором пространство с двумя тополями и дощатой скамейкой. В данный момент здесь топталось десятка два людей в пижамах, по большей части старички и старушки, но было и несколько человек помоложе.

— А эти… тоже маразматики? — удивилась Карина.

— Да ты что? — возмутилась девица, вполне непринужденно переходя на «ты». — Мужики, что надо, с алкогольного отделения. Мы всегда несколько держим, если что отнести, переставить, те-то совсем дурачки… Вон твой Смолин, правее скамейки, на пижаме заплатка.

Сейчас Смолин явно находился в состоянии конфронтации с другим старичком. Кивая головой в такт собственным словам, он монотонно повторял:

— Чуня врет, Чуня врет, Чуня врет…

Тот, к кому он адресовался, сидел на скамейке и плакал, повизгивая тонким голосом; из уголка рта текла слюна.

— Опять обижают Чуню, придурки, — провожатая Самойловых решительно направилась в зону конфликта.