— Ты полон грусти, Генрих, — сказала она; подойдя к мужу, она встала перед ним, робко положила руку ему на плечо. Она хотела, чтобы он коснулся ее руки, но он не сделал этого. Она вспомнила о кольце, лежавшем в шкафу. Его дверца была не заперта; Катрин оставалось только открыть ее и надеть кольцо на свой палец.

— Я думаю о нашем сыне, — сказал Генрих. Он не добавил: «И о Диане» Но Катрин понимала это; ее переполняло чувство горечи.

— Знаю, — сказала она. — Больно терять ребенка, особенно сына.

Она сильно сдавила пальцами его плечо; Катрин сдерживала безумное желание, которое она всегда испытывала в присутствии Генриха. Ей хотелось обвить руками его шею, рассказать ему о своей сумасшедшей любви о страсти, которая сжигала ее.

— Бедный маленький Луи, — пробормотал Генрих. — Его появление на свет было бессмысленным, поскольку Бог так быстро забрал мальчика к себе.

Она должна надеть кольцо. Время пришло. Он не заметит его. Он никогда не обращал внимание на то, что она носила. Однако если он полюбит ее, как Диану… При этой мысли у Катрин от радости закружилась голова. Она представила себе, как он берет ее за руку, целует каждый пальчик. Даже если он заметит кольцо, какое это будет иметь значение? Чары волшебного украшения уже подействуют.

— Я оплакивала его, пока у меня не иссякли слезы, — сказала она; подойдя к шкафу, Катрин достала перстень и надела его на палец.

С трепещущим сердцем и блестящими глазами она вернулась к креслу, на котором сидел король. Не двигаясь, он рассеянно смотрел в пространство прямо перед собой. Магия сработает через некоторое время, подумала Катрин.

— Генрих, мы не должны горевать.

Она стояла за спинкой кресла; волнение сжимало ей горло. Она положила руку на седеющие волосы и погладила их; большой рубин, казалось, подмигнул ей.

Король смущенно покашлял и встал. Подойдя к окну, он постоял там в нерешительности; его пальцы касались штор. Его мужественный облик пробуждал желание у Катрин.

Он совсем не изменился. Он не хотел, чтобы она дотрагивалась до него. Проявления ее чувств смущали Генриха, как прежде.

Волшебство не спешило произойти.

Катрин покрутила кольцо на пальце.

— Франциск не так крепок, как мне хотелось бы, — сказала она. — Нам нужны новые сыновья.

Он печально кивнул. Ей показалось, что он спрашивает себя о том, когда эта неприятная обязанность закончится.

Ничто не изменилось. Он сел и поиграл склянками, стоявшими на столе; Катрин видела в зеркале его мрачное, смущенное лицо.

Она легла в роскошную постель и стала ждать, вращая кольцо на пальце; она закусила губу, чтобы сдержать слезы.

Одним октябрьским днем, через несколько дней после смерти маленького Луи, Анн де Монморанси попросил аудиенцию у королевы.

Зачем я понадобилась этому суровому старику? — гадала Катрин. Он никогда не нравился ей; она даже не восхищалась им. Он был слишком понятен, слишком прямолинеен. Катрин не считала его выдающимся полководцем. При прежнем короле он впал в немилость. Если он не проявит осторожность, это может повториться. Он публично задевал Диану, что было глупо. Монморанси следовало делать то, что советовали ему мудрые люди — тайно интриговать против мадам де Пуатье. Раньше или позже любовница короля и коннетабль сойдутся в схватке. Глупый старик! — подумала Катрин. Ясно, кто одержит победу. Чтобы сохранить свое положение, он должен был, как ему подсказывали, разыгрывать из себя союзника Дианы.

И все же расстроенной, несчастной Катрин было любопытно послушать, что он скажет. Кольцо с рубином, похоже, не обладало магической силой. Она носила его в течение недели, но отношение короля к ней не изменилось. Она надеялась напрасно; в первый момент она рассердилась на братьев Руджери, решив, что они нарочно ввели ее в заблуждение. Конечно, они правы — сейчас она не могла ничего предпринять. Уничтожение Дианы — дело будущего; сейчас следует пользоваться средствами, не столь надежными, как яд… пока. Катрин захотелось бросить кольцо в реку, но осторожность одержала верх над эмоциями. Она отправила перстень в Ане; Мари найдет способ сделать так, чтобы он снова оказался на пальце Дианы.

Лишь одно обстоятельство радовало Катрин. Диана не поправлялась и не разрешала королю приезжать в Ане.

Предложенная Монморанси встреча обещала развлечь скучающую королеву, и Катрин с радостью велела своим фрейлинам привести к ней коннетабля.

Анн де Монморанси склонился над рукой королевы. Он сказал, что явился к ней, чтобы посмотреть на последнего малыша. Она отвела его в детскую, где Карл безмятежно спал в колыбели. Старик прикоснулся своим грубым указательным пальцем к атласной щечке ребенка; проснувшись, малыш захныкал. Катрин догадывалась, что Монморанси попросил принять его не для того, чтобы взглянуть на Карла.

— Коннетабль, он еще слишком мал, чтобы понять, пакую честь вы оказываете ему, — сказала Катрин. — Посмотрите других детей. Они будут счастливы увидеть вас.

Франциск и Элизабет встретили коннетабля изящными реверансами, юная Мария держалась с большим апломбом.

Обменявшись с детьми любезностями, коннетабль заметил, что день сегодня теплый. Может быть, королева окажет ему честь и прогуляется с ним по саду, где им никто не помешает?

Последние слова разволновали Катрин, она тотчас поняла, что Монморанси хочет сообщить ей нечто, не предназначенное для посторонних ушей. Вдохновленная перспективой интриги, догадывающаяся о том, что визит Монморанси связан с отсутствием Дианы, Катрин охотно согласилась выйти с коннетаблем из дворца.

Шагая по огороженному безлюдному саду, Монморанси сказал:

— Ваше Величество согласится со мной, что двор зажил спокойно, когда кое-кто покинул его.

Катрин осторожно спросила:

— Чье отсутствие сделало, по-вашему, Сен-Жермен более спокойным?

Коннетабль гордился своей прямотой. Он не любил увиливать от ответа.

— Ваше Величество, я говорю о герцогине де Валентинуа, прикованной сейчас к постели в замке Ане.

— Значит, вы рады тому, что ее нет здесь, коннетабль?

Монморанси нахмурился. Черт возьми, подумал он, эта итальянка намерена разыгрывать удивление? Она глупа и мягкотела. Она не держит зла на женщину, которая была ее заклятым врагом. Похоже, в жилах Катрин течет вода, а не кровь. Но даже она должна испытывать ревность.

— Да, я рад этому, мадам, — резко произнес он. — В последнее время эта леди стала назойливой.

Катрин ликовала. Приятно было иметь на своей стороне коннетабля Франции. Но она должна действовать осторожно, не раскрывать свои истинные чувства даже тем, кто называл себя ее другом.

— Вы так считаете? — спросила она.

— Так считают многие, мадам. Я могу говорить с вами откровенно?

— Сделайте милость.