Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако сыновние книги не вызывали у старушки столь ярких впечатлений, нет, она, конечно, гордилась им на свой лад, и ей всегда было приятно, когда библиотекарь упоминал о нем или когда кто-нибудь спрашивал, не его ли она мать, но втайне она считала эту профессию довольно рискованной и эксцентричной.
Утро было жаркое; находившись по магазину, она вдруг почувствовала себя нехорошо и сказала продавцу, что хотела бы присесть на минутку. Тот учтиво предложил ей стул, и, словно желая вознаградить его беседой о его работе, она спросила:
– У вас есть стихи Элис и Фиби Кэри?
Продавец повторил имена.
– Дайте-ка подумать. Нет, не уверен, что у нас такие есть. Я только вчера пересматривал полку с поэтами. Мы стараемся держать на складе по нескольку томов всех современных поэтов.
Она мысленно улыбнулась его невежеству.
– Эти поэтессы скончались много лет назад, – сказала она.
– Не уверен, что слыхал о таких, но я мог бы заказать их для вас.
– Нет, не стоит.
Какой предупредительный молодой человек. Старушка попыталась сфокусировать на нем взгляд, но книжные полки слегка расплывались у нее перед глазами, и она решила, что лучше вернется домой, а купальный халат для сына, пожалуй, можно заказать и по телефону.
Упала она как раз у выхода из магазина. Несколько минут она едва осознавала досадную суматоху, которая поднялась вокруг нее, а потом постепенно стала приходить в себя и поняла, что лежит на какой-то кушетке и вроде как в автомобиле.
– Как вы себя чувствуете? – мягко спросил ее шофер в белой одежде.
– О, все в порядке. Вы везете меня домой?
– Нет, мы едем в больницу, миссис Джонстон, нужно наложить вам маленькую повязку на лоб. Я осмелился заглянуть к вам в сумку и нашел там ваше имя; не могли бы вы назвать мне фамилию и адрес ваших ближайших родственников?
Сознание ее снова начало мутиться, и она невнятно пролепетала о своем сыне-бизнесмене, который живет на Западе, о внучке, которая только что открыла шляпный магазин в Чикаго. Но прежде чем он смог добиться от нее чего-то определенного, она умолкла на полуслове, будто решив, что данная тема неуместна, и предприняла попытку подняться с носилок.
– Я хочу домой. Не знаю, зачем вы везете меня в больницу, – я никогда не была в больнице.
– Понимаете, миссис Джонстон, вы выходили из магазина, оступились и скатились со ступенек, и теперь, к сожалению, у вас на лбу рана.
– Мой сын напишет об этом.
– Что? – спросил интерн, слегка удивившись.
Старушка невнятно повторила:
– Мой сын напишет об этом.
– Ваш сын имеет отношение к журналистике?
– Да… Но вы не должны ему сообщать об этом. Не нужно тревожить…
– Постарайтесь немного помолчать, миссис Джонстон, – я хочу соединить края раны, прежде чем мы наложим лигатуру.
Однако старушка дернула головой и сказала окрепшим голосом:
– Я не говорила, что мой сын лигатор, я сказала, что он – литератор!
– Вы меня неправильно поняли, миссис Джонстон. Я имел в виду ваш лоб. Лигатуру накладывают, когда кто-то слегка поранится, и надо…
Пульс у старушки затрепетал, и врачу пришлось дать ей понюхать нашатырного спирта, чтобы она продержалась до больницы.
– Мой сын никакой не лигатор, – сказала она. – Зачем вы такое говорите? Он литератор.
Она говорила очень медленно, будто слова, которые рождались на ее усталых устах, были ей незнакомы.
– Литератор – это тот, кто пишет книги.
Они добрались до больницы, и врач принялся вытаскивать носилки из «скорой».
– Да, я понял, миссис Джонстон. А теперь постарайтесь не двигать головой.
– Я живу в квартире триста пять.
– Мы оставим вас в больнице на часок-другой. А что за книги пишет ваш сын, миссис Джонстон?
– О, разные, какие угодно.
– Только постарайтесь держать голову неподвижно, миссис Джонстон. А под каким именем он пишет?
– Гамильтон Т. Джонстон. Но он литератор, а не лигатор! А вы кто – лигатор?
– Нет, миссис Джонстон. Я – доктор.
– Нет, это не похоже на мою квартиру.
Одним махом собрав воедино все, что от нее осталось, она произнесла:
– Вот что, не надо тревожить ни моего сына Джона, ни моего зятя, ни мою покойную дочь, ни моего сына Гамильтона, который… – Она приподнялась, сделав отчаянное усилие, и, припомнив единственную книгу, которую она действительно знала от корки до корки, выдала: – Моего сына Гамильтона, написавшего «Стихи и поэмы Элис и Фиби Кэри».
Голос ее угасал, и, когда носилки вкатили в лифт, пульс ее становился все слабее и слабее, и интерн знал, что уже не будет никакой лигатуры, что природа наложила свой последний стежок на это старое чело. Но он не мог знать, о чем она подумала напоследок, и он никогда бы не догадался о том, что Элис и Фиби Кэри пришли, чтобы призвать ее, взять ее за руки и ласково увлечь в ту страну, которую она понимала.
Книга книг[395]
В наш век тотальной экономии и сокращения все знакомые мне издатели стремятся втиснуть все, что стоит печатать и читать, в одну маленькую книжечку, не толще рубеновского сэндвича[396]. Я вынашивал эту идею целый год и наконец разработал новую суперантологию, которая всего за один уик-энд способна сделать добросовестного читателя настолько всеведущим, насколько это вообще в человеческих силах. Думаю, счастливого издателя, воплотившего эту идею, она может озолотить (и меня заодно). Итак, вот мое предложение:
Наконец-то!
Все, что вы хотели прочитать, в одном томе карманного формата! Чудо книгоиздания! Плотная бумага! Крупный шрифт!
Вот несколько великолепных вариантов:
«Анатомия» Бертона[397], «Унесенные ветром», Стейнбек, бренные останки современной литературы.
«10 000 слов, которые наиболее часто произносят с ошибками» (в сокращенном виде), «Настольная книга медсестры» и «Позы индийского секса» (в оригинале – шеститомник), «Руководство по листовой сварке, всеобщая история» (в сокращении), «Кулинарные рецепты миссис Рори»[398].
«Все, что вы хотите знать на шведском языке» (сокр.) «Перепись населения западных штатов», Готский альманах[399], «Тело» Макфаддена[400], «Знаменитые оперы», Толстой, Майк Голд[401], Маркс (в формате