Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– По твоему плану?
Он вдохнул, выдохнул. Помолчал.
– Я их поймал в ловушку, – голос у него осип. – И из нормального мужика в дурной ситуации стал… не знаю. Гадом каким-то, монстром.
У меня похолодели руки.
– Заманил в ловушку?
– Не совсем. Но сделал так, чтобы они прошли мимо меня и я их напугал. Там был коридор вдоль всего дома – от оранжереи с открытой дверью к лестнице. Знал, что они там пойдут, думая, что я в каморке, совсем с другой стороны. Так что я ждал в темноте. В коридоре, по которому они должны были пройти. Ждал с ружьем в руках.
– Рассказывай дальше.
– Они вошли. Помню, не прошло и пяти минут. Помню мысль: «Не могу поверить, что вся эта чушь творится на самом деле». Такой глупый был план, но он удался. Ну, очевидно, не до конца. Они прокрались мимо. Доминик от возбуждения побежал вперед. Я включил свет – там рядом в коридоре лампа – и сказал: «Еще шаг – стреляю».
– Ты это сказал?
Я застыла. Меня затрясло.
– Нет-нет, – ответил он, увидев, как изменилось у меня лицо. – Не сделал бы я этого, даже не собирался. Боже мой, мне хотелось только их напугать. – Снова посмотрел на меня, потом, подняв глаза наверх. – Понимаю, как это звучит. Но, Рейч, я был в полном отчаянии, – он подался вперед, чуть оживившись, – я даже не думал, что это опасно и чем может кончиться. Чувствовал себя хозяином положения и ни в кого стрелять не собирался. Я даже не знал, что сама по себе такая угроза – уже преступление. Думал, что подожду их с ружьем и отпугну. Они же всего лишь молодежь – сопляки. Все мы были молодыми. Хотел разобраться с ними прежде, чем вернутся родители. И сказать им, что все позади.
– Я знала, что ты рассказывал не то. Говорил, что в тебя бросили статуэтку, а потом сказал, что он все еще ее держал.
– Понимаю. Я говорил тебе неправду. Мне не хотелось, чтобы ты знала, что я их заманил. Это была ошибка.
– Но что же не получилось? В твоем плане?
– Они его вроде как принимали в свою банду. Обучали. Доминику было шестнадцать и, как сказал Олдридж, это его первое ограбление. Выбрали они наш дом, потому что влезть в него не составляло труда, даже если дверь заперта. Так сказал Олдридж. Грабители разозлились, когда поняли, что я их ждал в засаде. Очень враждебная создалась атмосфера. И я все никак не мог прогнать мысль о том, что Олдридж сказал про Дэйви. Они остановились. Застыли. Доминик обозвал меня психом. И это было последнее, что он сказал. Последнее… Они повернули обратно по коридору, в оранжерею. И уже почти вышли – Олдридж сбежал, Доминик остался один.
Я закрыла глаза. «Пожалуйста, не убивай его, когда будет выходить, ну пожалуйста».
– Частично проблема была в том, что я уже был на взводе. С этим ружьем, наведенным им вслед. Никогда не направлял ни на кого оружия. Никогда. Не знаю, как это вышло, и тут… в общем, тогда и случилось.
– Что? – спросила я хрипло.
– Доминик. Он… он повернулся. Дернулся в мою сторону, только чуть-чуть. И физиономия была совершенно дьявольская. Издевательская.
– И ты сорвался? От злости?
– Я подумал, что он сейчас на меня набросится, – сказал он, глядя на меня умоляющими глазами. – Но это правда, что борьбы не было, – сказал он и весь обмяк на софе, будто ком нагретого воска.
– Ты намеревался его убить?
– В тот момент я подумал, что все пропало, теперь это навсегда, Дэйви будет вечно бояться и не станет даже контейнеры вывозить, – помнишь же, как он это любит. А потом просто выстрелил. Вот это и есть правда.
Месяцы мучений и взломов – все это накопилось, и вдруг я увидел выход. И просто спустил курок. Не было борьбы. И статуэтки не было, – сказал он печально. – Это я в суде рассказал. А потом – тебе. Но статуэтку я вложил ему в руку, уже когда его убил и понял, что нет доказательств, будто он пытался на меня напасть. Так что на ней были отпечатки пальцев. И я целился ему в висок. Сейчас об этом жалею.
Я уставилась на свои колени. Отчаяние. Джек был в отчаянии. Как мальчик искал выхода не там, где надо было.
– Ты жалеешь об этом?
Джек поднял голову.
– Каждый божий день.
Я кивнула. Мне этого оказалось достаточно. Все мы, – каковы бы ни были наши моральные принципы, взгляды, призвание, – делаем ошибки.
– Я думала, ты расскажешь, что это сделал Дэйви, а ты принял вину на себя.
Джек снова затряс головой.
– Нет, случилось не это. Но… но самое травматичное, не говоря уже о том, что оборвалась чужая жизнь, – он снова глотнул и заплакал, – это признать, что я себя не знаю. После этого каждую ночь, когда ложился спать, мне казалось, что будто со мной рядом незнакомец. Я не знал своих моральных границ, не знал, на что способен.
– Я понимаю тебя. У меня у самой так было.
– У тебя?
– Из медицины я ушла не из-за Джереми Ханта[31] или Национальной системы здравоохранения, не по причине недоплаченных рабочих часов, а из-за огромной ошибки.
– Какой?
Глаза его стали настороженными, и мне было понятно, почему. Все это время я распутывала его дело, читала о нем, стала так одержима его преступлением, будто сама была безупречна. И вот, когда прошли месяцы, я, наконец, говорила ему, что я не такова, какой казалась.
– Я сообщила несовершеннолетнему пациенту прогноз болезни вопреки воле его матери. Я его хорошо знала, но этого было делать нельзя, потому что он оказался психически неустойчивым. Я ему сообщила, что у него впереди не годы, а месяцы, и рассказала, как он умрет. После нашего разговора он повесился.
Джек помолчал, глядя на меня.
– Понимаю, – сказал он. – Мальчик.
– Да, мальчик.
– Ты иногда говорила об Элайдже во сне. Я не хотел спрашивать.
Это вызвало у меня слезы. Джек не стал допытываться о моем преступлении. Потому что он – хороший.
– Да, Элайджа.
– Ну, кто я такой, чтобы это обсуждать? – сказал он. – Вряд ли это то же самое, что сделано мной.
– Иногда ощущается именно так. – Я почувствовала, как спадает напряжение с каждой мышцы тела. Я была права, что в него верила. Он разумный, уравновешенный человек.
Джек не воспользовался случаем с мальчиком как предлогом, чтобы возмущенно выбежать, заявив, что я не была с ним честна, в отличие от него. Он достойный человек.
– Ты прости меня за… за это хакерство, – сказала я. – Это даже не я совсем. Просто, ну… не знаю. Отчаянно хотела понять тебя.