не прочь это сделать. Просто не успела. В этой стране всегда долго запрягали, а кампания получилась очень скоротечной, меньше недели длилась. Теперь вендские аристократы были страшно раздражены отсутствием оснований что-нибудь урвать. Да и с возможностями было не очень. Общей границы с Галлодией у Вендии не было, а вот с Дэнляндией была, и очень протяженная. Успели бы в войну ввязаться, вполне могли бы какое-нибудь пограничное герцогство с Отто стребовать, независимо от того, на чьей стороне бы выступили. А как сейчас быть?

Неожиданный ход сделала и королева Эрма, лично возглавившая свою делегацию. Приехав за неделю до начала конгресса, она немедленно «пошла в массы». Вендский язык она знала хоть и не в совершенстве, но для простого общения вполне достаточно. Основное время королева проводила не на приемах и в салонах, а бродя по улицам и паркам, посещая магазины и предприятия. Ходила почти без охраны, была абсолютно доступна и приветлива. Со встречными здоровалась, симпатичных детей — целовала, мужчинам и женщинам пожимала руки. Участливым голосом интересовалась жизнью и проблемами, иногда делала незначительные подарки. Словом, всеми силами демонстрировала свою «демократичность» и «близость к простому народу». И ведь действовало! Население Старозвездича было полностью и безоговорочно на ее стороне, а это на любых переговорах очень много значит…

Еще одним неучтенным Отто фактором стало географическое положение Старозвездича. Вендия на востоке граничила с целым рядом государств, крупнейшими из которых были империя Чин, Брахман, горный Нион и степной Кумляк. Культура там была крайне самобытной, и в дела Запада они обычно не лезли, хотя между собой грызлись часто. Вендии тоже иногда доставалось, но в последнее время крайне редко. Пиктанцы же с ними за последнее столетие наладили неплохие торговые связи, доставляя товары морем. Теперь убедили этих «восточников» принять участие в конгрессе. Интересов у тех вроде никаких не было, так, по-соседски в гости заехали, зато на всех вместе почти полсотни кэров набралось, которые все в Старозвездиче и оказались. На их фоне Отто со всеми своими рыцарями уже совсем не так убедительно смотрелся.

Переговоры шли тяжело. Делить чужое — не только приятно, но и сложно, конкуренты из рук все вырвать норовят. Галлодию представлял принц Марцелл, двоюродный брат покойного короля Леруа, которого от претендентов-племянников отличали почтенный возраст, природная лень и почти полное отсутствие амбиций. В наследниках он никогда не числился, но теперь юристы Отто вычислили, что он — старший в королевском роде. Но даже он не мог не протестовать против аннексии у его королевства целых провинций. И если с оккупацией Лиона дэнцами поделать что-нибудь было сложно, то выделять весь Север в отдельное государство под протекторатом Пиктании отказался категорически. Неожиданно его протесты поддержал император Чина, решивший примерить на себя роль третейского судьи. Сам он на конгрессе не присутствовал, Сыны Неба вообще столицу никогда не покидали, но его представитель — мандарин Чан-Ди, не меняя выражения лица и интонации, был готов до бесконечности повторять одно и то же, полностью игнорируя выступления или встречные предложения остальных делегаций. А с ним, между прочим, шестнадцать кэров приехали.

В результате с начала переговоров основные баталии развернулись вокруг того, кто в Галлодии станет крупнейшими магнатами, поскольку в результате Лионской битвы (а именно на нее списали уничтожение приехавших на свадьбу аристократов) пресеклось несколько крупных родов, половина провинций потеряла своих герцогов и их прямых наследников. Поставить на их места в таких условиях свою кандидатуру было крайне выгодно, королевская власть в проигравшей войну стране очень ослабела.

Впрочем, у Отто в Дэнляндии были те же проблемы. Из «имперских монархов» погиб лишь князь Лерденский, но многие короли и герцоги лишились наследников. К тому же появился повод отобрать владения у всех, кто поддержал прокламацию короля Леруа. Пока император все эти земли в имперский фонд отписывал, туда же и Лионское герцогство нацелил. Но раздавать владения из этого фонда все равно скоро придется, награды героям и компенсации семьям погибших никто не отменял. А своей популярностью в стране рейхс-император очень дорожил.

Пока «западники» делили земли, «восточники» неожиданно попытались поделить Николаса. Так что со спокойной жизнью и туризмом он резко обломился.

Сын Неба вспомнил, что символом его империи как раз дракон и является. И единственный кэр-дракон должен быть именно у него. К тому же оба его воинственных монастыря жаждали изучить манеру боя дракона и спорили только о том, где тот должен стать послушником.

С не меньшей яростью (и каменными лицами) требовали его к себе горные нионцы. Основным догматом этого теократического государства, где вместо городов были одни монастыри (обета безбрачия монахи, как нетрудно догадаться, не давали) было достижение бессмертия за счет изготовления «киноварных пилюль». А основным ингредиентом в них считалась кровь дракона. К полному «восторгу» Николаса. И ведь на полном серьезе это все говорили!

Сначала Отто пытался отшучиваться, дескать, он тоже император, а дракон есть и на гербе Дэнляндии. Но вредные пиктанские юристы поддержали своих «восточных друзей», указывая на непонятный статус кэра-дракона, который хоть и признан графом Бюлофом, но вместо нормального лена имеет только материальное обеспечение, являясь, по сути, наемным работником. Значит, и другие имеют право его нанимать на время, а лучше — сделать его всеобщим достоянием и владеть всем по очереди.

Непонятно, были ли официально объявляемые цели истинными и как на самом деле относились сами делегации к своим аргументам, но шум поднялся изрядный. Особенно масла в огонь подливала королева Эрма. Без нее «восточники», скорее всего, ограничились бы нотами протеста и вписали в итоговый протокол особое мнение. Но эта дама озвучивала все новые и новые аргументы. Николас решил, что она использует его нестандартную боевую форму и статус как предлог, чтобы связать Отто руки при переговорах о новых границах. Оказалось, он заблуждался. Целью маневров Эрмы оказался именно он сам.

Дебаты явно заходили в тупик. Аргументы становились все бредовее, зато позиции оставались твердыми как скала. Через пятидневку Николасу надоело вслушиваться в выступления делегатов, и он старался теперь на заседаниях не засиживаться. Тем более что сам почти все время молчал — вежливых ответов на всеобщие поползновения на его свободу у него не было.

Зато стал активно посещать театры, которых в Старозвездиче оказалось больше десятка. Наиболее знаменит был балет, но Николасу драматические спектакли были ближе и интереснее. Вендским языком он владел свободно, все-таки мать отсюда, так что мог наслаждаться пьесами местных авторов, тем более что среди них было несколько очень талантливых. Режиссура тоже была интересна, а игра ведущих актеров —