— Сам ты крыса вонючая! — Грек выдал последнюю матерную тираду и бросил трубку.

Послышались короткие гудки.

— Ко мне! — закричал Валерий, и охранник, стоявший далеко в стороне, рысью кинулся к нему. — Немедленно проверь, какие рейсы есть сегодня на Афины! Бегом!..

Он вышел из бассейна, взглянул на него в последний раз, чувствуя, что, скорее всего, больше никогда не опустится в эту искрящуюся подсветкой голубую воду, что восхитительные утренние купания в подогретой ласковой воде, когда солнце только встает над гигантским городом, а ты кажешься себе единственным живым существом во всем мире, больше тут не повторятся.

Что ж, он уже стал привыкать к положению человека, живущего в свое удовольствие, однако не имеющего возможности обременять себя долгими привязанностями, лишними вещами, какой-то недвижимостью. Оказывается, за удовольствие ощущать себя абсолютно свободным человеком надо очень дорого платить. И от многого привычного отказываться…

Валерий накинул на плечи почти невесомый халат и поднялся на второй этаж, в свой кабинет. Он только назывался рабочим, а на самом деле тут никакой полезной деятельностью или вообще творчеством даже и не пахло. На полированном письменном столе, оставшемся от прежнего жильца, стояла бутылка смородинового «абсолюта», к которому Валерий пристрастился еще в Москве, в те времена, когда у него впереди была вся жизнь, а желания и мечты крутились вокруг вещей вполне достижимых, стоило лишь проявить находчивость и определенную настойчивость. Где они теперь, эти времена! Все есть, что пожелаешь, но все оказалось зыбким, эфемерным, словно в дурном сне утомленного мозга.

Он открыл сейф, достал простую деревянную коробку, откинул крышку. Тускло засветилось старинное золото, сверкнули бриллианты, ало вспыхнул большой рубин… Как видение, возникла перед глазами гордо вскинутая голова Елены с тяжелой пшеничной косой, ее ледяные глаза, из которых острыми искорками била в него, Валерия, унижающая, убийственная ирония. А сам он в нелепой позе, скорченный в тесном пространстве перед сиденьем, между сиденьями, внизу, со скрюченными пальцами, живо еще помнящими упругость и жар ее ненавистного и желанного тела, — как все это было унизительно, гнусно, просто омерзительно, и виновницей его позора была Елена…

Прежде он думал: придет пора и он сам наденет на эту царственную голову сверкающую диадему ее предков, а потом, подобно разъяренному викингу, грубо намотает тяжелую косу на руку, изогнет свою жертву в унижающую ее позу и обратит в кобылу для утехи своего беснующегося жеребца. Познавшая величие и взлет пусть познает и глубину падения… Пусть услышит и убийственно-торжествующий хохот, хохот хозяина ее дрожащей плоти…

Да, думал, злорадствуя, представляя, как это все произойдет. Но время выдвинуло на первый план новые реалии. И Валерий Комар, осознавая, что эта вот диадема является едва ли не главной составляющей его дальнейшего благополучия, ни о каких широких жестах больше не задумывался. Продать? Да, можно, даже нужно. Боярову продать? Совсем отлично! Но за такие деньги, которые попросту разорят его. И ее, естественно. Страсть у нее, видите ли, к собирательству! Вот и прекрасно.

Не получилось. Что ж, видимо, пришла пора избавляться от слишком заметной и широко теперь известной улики каким-то иным способом. О шейхах речи идти уже не могло. Значит, нужен другой покупатель, которого еще надо отыскать. А это задача!

Закрыв коробку и спрятав ее в «дипломат», Валерий вдруг подумал, что, возможно, не самый худший вариант в создавшейся ситуации — махнуть рукой на «каплуна», пусть себе летит. В конце концов, достать его можно и в Салониках…

Он выпил рюмку «абсолюта», подождал, пока уляжется, и кинул в рот парочку жирных греческих маслин.

Из того же сейфа он выгреб пачки долларов и тоже уложил в чемоданчике. Остальные драгоценности, которые не были реализованы, он с собой не держал, их место в секретном сейфе Цюрихского банка, код которого ведом одному Валерию. Вот это и было постоянным в жизни, а все остальное — временное. Включая дома, яхты и самолеты, чем слишком увлеклись братцы-армяне и на чем погорели. Жорж, правда, пока не сгорел, но его очередь явно приблизилась.

И вдруг Комар подумал, что, отпустив «каплуна», он неразумно поставит и свою собственную жизнь под удар. А если в самом деле опередят его интерполовцы или фээсбэшники? И возьмут грека? К чему тогда весь этот нелепый спектакль с пластической операцией? Грек ведь расколется сразу. И ничего ему не будет. Ну разве что накажут за фальшивый паспорт. Предусмотрительный Валерий оставил у себя оригинал документов Леонидоса, а ему вернул отлично изготовленную копию. Ну что ж, коли так, решил он окончательно, грек сам себе сильно укоротил жизнь. Мертвый, известно, не разговаривает, а для полиции Валерием Комаром окажется тот, кто будет лежать где-нибудь у входа в аэровокзал с простреленной башкой и, разумеется, поддельным паспортом в кармане…

Валерий переоделся в неприметный серый костюм, нацепил на голову темный парик, приклеил узкие, «парикмахерские» усики и нажал кнопку вызова.

Вошел охранник и без всякого удивления вопросительно уставился на хозяина.

— Бери команду, едем в аэропорт Кеннеди.

— Проблемы, шеф? — поднял брови охранник.

— Пришел срок. Все понятно?

— Пришел, — значит, пришел, — ухмыльнулся охранник. — Поедем все четверо, шеф.

— Это твои проблемы. Я обещал по полтиннику?

— Так точно, шеф, — оскалился в улыбке охранник.

— Сумма каждому удваивается. Тебе сто пятьдесят.

— Понял, шеф. Будет сделано тип-топ.

— Приготовь джип, выезжаем через пять минут. Про самолеты узнал?

— Два ближайших рейса, шеф, дневные — четырнадцать и шестнадцать тридцать. Андриканис зарегистрирован на первый рейс. Он, похоже, уже в порту.

— Отлично. Иди…

— Алексей Петрович, позвоните, пожалуйста, мистеру Нэту и скажите, что мы готовы взять Комара. Он обещал на всякий случай обеспечить нас дополнительными силами. Думаете, не понадобятся? — Денис заметил сомнение в глазах Кротова.

— Я по другому поводу… Что вам сказали об этом в Вашингтоне?

— Они дали нам полный карт-бланш, но с условием, что мы немедленно передаем им задержанного Комара. И подтверждаем его личность.

— Это понятно. Но поговорить-то мы хоть с ним успеем? Он ведь должен ответить хотя бы на главные наши вопросы, а то потом жди у моря погоды. Знаю я эти чиновничьи и дипломатические уловки.

— Я вчера разговаривал с Москвой, Алексей Петрович, и Меркулов подтвердил, что с Грецией уже существует твердая договоренность об экстрадиции Комара в Россию. Американцы также официально заявили, что в случае обнаружения и задержания господин Комар будет немедленно передан в греческое посольство с требованием о высылке его из Штатов.

— Не удерет по дороге?

— Вопрос не ко мне. Думаю, не дадут.