— Конечно-конечно. Если она умрёт, ты не переживёшь, я понимаю. А теперь отпусти меня и поговорим, как хорошие… — поцокал языком, — товарищи. Друзьями мы не были, согласись. Отпусти-отпусти. Иначе разговора не выйдет.

— Я тебя отпущу, но ты видимо плохо понимаешь, что происходит.

Светилов отряхнул ворот рубашки, будто руки Фурского его запачкали, опустился в кресло, указал на соседнее:

— Ты присаживайся, присаживайся, а то ещё удар хватит.

— Ты издеваешься?!

— А я смотрю, ты так и не научился держать себя в руках. С другими ты скала, сама хладнокровность. А со мной? Почему ты так меня боишься?

Олег не стал отвечать.

— Нулевой оказывается трус?

— Закрой свою пасть! Скоро за мной придёт полиция, и я им всё про тебя расскажу.

— Как страшно. Пугаешь, как ребёнок. Это так мы с тобой связаны? Сказками? — рассмеялся.

— У меня сохранились все документы по Караэсу, есть видео нашей встречи, и я знаю журналистку, у которой есть компромат на всех твоих возможных спасателей.

Профессор взял пустой стакан, покрутил в пальцах, поставил. Вытащил телефон из кармана брюк, сдвинул экран, повернул к собеседнику.

— Не на неё ли ты рассчитываешь? — оскалился улыбкой, протягивая мобильник.

Фурский взглянул на изображение и невольно ослабил галстук. Зверски избитая журналистка Сафьялова смотрела с экрана заплывшим глазом, полыхающим ненавистью.

— Так ты о ней? — хохотнул профессор. — Видишь ли… пока ты разбирался со своей семейкой и любимой игрой, мои ребята трудились. А ты выходит бездарно тратил время: одну дочь застрелил, другая сбежала. Всё пошло прахом, Олежек.

Фурский исходил гневом. Как же ему хотелось уничтожить Светилова. Убить собственными руками. Он сжал кулаки, подходя ближе к своему врагу.

— Мало крови? — поинтересовался профессор. — Хочешь ещё и моей замараться? Что ж, давай. Только и ты живым отсюда не выйдешь. Тронешь меня, и сразу откроется дверь. Здесь же камеры, Олежек. И прослушка. Неужели, ты от горя совсем ополоумел?

Фурский сдержался. Удар пришёлся по столу. Стакан Светилова полетел прямиком в стену.

— Какой я тебе Олежек?! Ты…

— Я кто? Я твой друг по двору, я тот, кто помог обставить убийство Кати, как самоубийство. Разве нет? Я тот, благодаря кому ты стал Нулевым. Не я ли придумал игру? Не я ли помогал составлять правила? Придумал название? Не я ли находил игроков, когда ты только начинал? А? Олежек? Я. Всё это делал я! А почему ты не задумывался? Друзьями мы ведь не были, так почему же я тебе помогал?

— Ты больной психопат, помешанный на деньгах, вот почему! Тебе от игры приходило семьдесят процентов, — прошипел Фурский. — Плюс ты получал проценты с игроков!

— Верно. «Соседи» оказались удачным вложением. А особенно удачным стало знакомство с Давидом. Он работал на меня. Собирал компромат на игроков и пытался вычислить твою личность. Я ему тебя не выдавал, мне было интересно взглянуть, как он будет нарушать правила, чтобы потом ты же сам от него и избавился. Он слишком много пил и слишком много болтал. Хотя вначале был очень полезным. Он помог сохранить мне лабораторию по Караэсу. Крохотную. Но зато о ней так никто ничего и не узнал. Даже Сафьяловой невдомёк, где ещё хранится яд. Удивлён?

— Мне плевать. Если меня посадят, сядешь и ты!

— Угрозы-угрозы. У меня есть друзья, они помогут. А у тебя кто? Никого. Да и подумай сам, если от игры ты как-то и отмажешься, подставив тех же участников, то что делать с происшествием на мосту?

— Кариша выживет. Я отец, я всё улажу!

— Допустим. А как насчёт убийства Кати?

— Та история в прошлом! Все знают, что это самоубийство!

— Все, кроме тебя, меня и твоих дочерей. Ты же помнишь тот день?

Он помнил. За Катей кто-то следил. Её это жутко нервировало, и она начала винить в слежке участников игры. Она знала об игре, не одобряла и просила его поскорее со всем покончить. Он лгал, будто они лишь играют в смерть, а на деле все остаются живы. Лгал, что, когда разбогатеет, оставит «Соседей».

В тот день они жутко поругались, он напился. Катя просила развод, грозилась забрать детей. Он явился домой, едва волоча ноги, накатил ещё, достал манекен. По нему иногда стрелял, если не справлялся со злостью, правда делал это незаряженным пистолетом. Играя.

Поставил манекен, пошёл за пистолетом. А дальше… дальше он стал убийцей.

— Помнишь… — Светилов выглядел довольным. — Только у тебя наверняка есть вопрос. Например, почему в пистолете оказалась пуля?

— Это был Давид. По описанию Кати, он подходил под того, кто за ней следил и однажды напал. Она ему отказала, и он обещал отомстить. У него потом нашли ключи от моей квартиры.

— И ты до сих пор в это веришь? Давид, конечно, был бабником, но…

Олег почувствовал себя полным лохом.

— На самом деле я хотел лишь немного поиграть. Не думал, что ты надерёшься до такой степени, что не сможешь различить пистолеты и начнёшь палить прямо в квартире, при детях. Но Катя хотела развод, ты не хотел бросать игру… В общем, вышло как вышло. Здорово же ты нахрюкался, если не смог понять, что перед тобой живой человек, а не кукла. Ну а кто виноват? Ты. Ты сам. Каждый день наверно себя ненавидишь. Но зато пить бросил. Хорошо вышло. Правда? Полезный урок.

— И Кузнецов, и Давид были ни при чём…

— Какой Кузнецов? — усмехнулся профессор. — Это всё я. Одеться, как Давид, нацепить парик, да проще простого! А дубликат ключей вообще не проблема. Разве твоя Наташа на детской площадке ключики не теряла?

Он молчал.

— Теряла, а вечером одна тётя эти ключики вернула, помнишь? Ты не в курсе? Жена не рассказывала? Ах да! Она же так защищала нелюбимую тобой дочь. Наверное, боялась очередной вашей ссоры с Наташей.

— Ты гнида! — Фурский бросился на профессора.

— Тише-тише! Это ты убийца, а я всего лишь создатель яда. И вспомни, сколько я заплатил, чтобы убийство сделали самоубийством? А кто давал деньги на раскрутку игры?

— Да пошёл ты! На тебе смертей больше, чем на всех моих игроках вместе взятых! — потряс за грудки. — А кто хранил тайну об убийстве того старика, владельца старинного дома? Или ты думал, козыри только у тебя? Я тоже кое-что знаю!

– Да что ты знаешь?

– А как насчёт «Колыбели для ласточки»?

Светилов растерял наглость и стал похож на смерть. Такого он не ожидал.

— Не понимаю, о чём ты, — попытался взять себя в руки. Но цвет лица и бегающие глаза сказали о многом. Фурский попал в точку.

— Ты убил мою Катю, — продолжил Олег, возвращая хвалёное хладнокровие, — за это я заберу все твои деньги. Они же в «Колыбели»? Всё, что прячешь от семьи, от меня. Да-да, я в курсе твоих махинаций с игроками. Пьяный Давид бывал ох как болтлив. Он знал всех, с кого ты брал процент без моего ведома. Кстати, спасибо, за отменную идею — оставлять Нулевого в тени. О том, кто я такой знают единицы, да и те уже мертвы.