За окнами временами раздавался рев множества глоток: «Виват Катерина!» Несмотря на поздний час, перед дворцом собралась толпа народу. Не зря первым делом я поднял по тревоге гвардейцев. Полки прибыли достаточно скоро и, прямо на площади один за другим приняв присягу, получили задачи. Преображенцы, семеновцы, казаки и гвардейский Морской экипаж выставили повсеместно по городу караулы. Меньше всего сейчас нужны беспорядки или погромы.

Конногвардейцы и измайловцы теперь стояли вокруг Зимнего дворца, не позволяя простому народу на радостях — или с горя — проникнуть внутрь. Для горожан выставили угощение в немалом количестве, и они праздновали (нехорошее слово, но во многом так и было, на траур происходящее меньше всего походило), в стране Дмитрий не успел заслужить любви ни у податного населения, ни у дворянства и офицерства. Последние его не уважали за мелочную придирчивость и откровенную любовь к иностранцам. Еще крайне раздражало желание влезть в устоявшийся порядок военного чинопроизводства. Целую комиссию император для изучения правил организовал, и мало кто сейчас помнил, как бесились, когда я проводил курс на единообразие и исключение чисто административных званий, — привыкли.

А все остальное наше родное шляхетство отнюдь не горело желанием снова идти на войну, которая к тому же не принесет новых земельных пожалований. Пока что император лишил дворянство права составления коллективных жалоб, включая Сенат и губернаторов. А также резко ограничил возможность досрочного выхода в отставку и перехода с военной службы на гражданскую. Ну и принялся снимать прежних начальников пачками, ставя на их места людей даже не из того же министерства, а «варягов», все больше из шведов и немцев. Популярности все эти действия ему не добавили. Но хуже всего, что он крепко ударил по карману любого владельца крепостных, обязав платить налог с каждой души.

Самое забавное, что, если это будет от меня зависеть, ни один из его указов отменять не стану. Все они достаточно дельные и полезные. Естественно, кроме назначений и отставок. Тут придется разбираться тщательно. Кое-кто из них не так уж и плох. Новое поколение, выросшее на моих глазах, помимо исполнения приказаний научилось думать и знакомо с порядками в других странах. То есть устремления частенько самые полезные, да опыта реальной бюрократии маловато. Столкнутся с саботажем или неожиданной реакцией на нововведения и поведут себя непредсказуемо. Такие люди весьма быстро из откровенных либералов превращаются в тиранов и, имея немалую власть, беззастенчиво ее используют не лучшим образом.

К сожалению, именно к такой категории и относился наш скоропостижно скончавшийся государь. При первом знакомстве он практически всегда производил самое приятное впечатление. Замечательная память, немалая усидчивость, он до последнего времени не имел штата канцелярии и разбирался с бумагами самостоятельно. При этом только незнакомые с ним могли поверить в доброту и отзывчивость. Огромное, ничем не оправданное самомнение, мелочность и гордыня, замешанная на прежних обидах и выдуманном пренебрежении. Он был с рождения везде и всегда третий, и это, видимо, жгло всерьез.

Успешный правитель должен был обладать такими чертами, как смелость, решительность, стойкость перед лицом неприятностей, беспристрастность и амбициозность. А ему больше всего мечталось, чтобы не заслоняли чересчур яркие люди. Это касалось и свиты. Не припомню ни одного действительно талантливого человека рядом. Хотя, может быть, это предвзятое мнение. Все же неприятно оказаться на обочине. Притом надо отдать бывшему монарху должное: не бросил на съедение львам и не принялся целенаправленно прессовать. Все было тихо и благопристойно. Я ведь мог и отказаться ехать на другой конец света, никто не неволил.

О каждом желающем попасть внутрь дворца, за бдительные посты, сначала докладывали. Понятно, в первую очередь допускались высокопоставленные особы, а людям рангом и титулом пониже предлагали прийти завтра. Мечтающих прорваться на прием от того не убывало. Облаченные в парадные мундиры чиновники шли бесконечной вереницей, желая поскорей выразить соболезнования и заверить новую императрицу в своем почтении. Многие испытали настоящий шок, увидев меня в штатском платье, да еще и отдающим распоряжения.

Увольнение меня от должностей не было оформлено никаким официальным указом. Хранили молчание об этом незаурядном событии и российские газеты, призванные сообщать об увольнении со службы всякого, в том числе и мелкого чиновника. Конечно, все были в курсе происходящего, но отстранение произошло только фактически, а не юридически. Потому ничего удивительного в моем присутствии во дворце не наблюдалось. А вот внезапная отставка одного из братьев Паниных с поста канцлера и замена на хорошо знакомую и не всем приятную личность Ломоносова оказались немалым сюрпризом.

Происходило все следующим образом: слегка привстав с кресла и даже не подумав пригласить сесть очередную торжественную процессию, без особого интереса выслушивал траурные рыдания, славословия в свой адрес и просьбу повидаться с государыней. Вежливо-шаблонно намекал на сомнительные обстоятельства случившегося, повествовал о глубоком трауре Екатерины. Обещал доложить, а пока ступайте присягу приносить. И собственных подчиненных проконтролируйте. Членов Кабинета я обязал явиться завтра к определенному часу. Остальным и вовсе незачем отнимать драгоценное время.

Они растерянно топтались, бормотали нечто льстивое и отваливали. Как бы ни были широки полномочия первых министров, в конечном счете они полностью зависели от воли и поддержки главы государства. А Екатерина явно показывала свое благоволение и доверие по отношению к новому старому фавориту. А вел себя я так отнюдь не по причине гонора и желания показать, кто главный. Все эти бесконечные делегации крайне мешали, отнимая драгоценные минуты и часы. Коллегиальные совещания в данный момент неуместны. В спорах истина не рождается.

— Ага! — обрадовался, когда Зосима привел давно ожидаемого господина. — Ты-то мне и нужен.

— Я отправил папки в Царицыно, — нейтральным тоном поведал мой секретарь.

Не прибрать собственное дело и не ознакомиться вдумчиво с показаниями свидетелей и доносами было бы в высшей степени глупо. Позже изучим совместными усилиями с Шалимовым и сделаем выводы по излишне болтливым или мечтающим утопить мою важную персону.

— Вот и прекрасно. Пойдем, — позвал я Потемкина.

Постучал в дверь, дождался разрешения и вошел в хорошо знакомый кабинет. Екатерина устроилась за письменным столом Анны. Обстановка простая, и ничего роскошного или личного.

— Позвольте представить, полковник Григорий Александрович Потемкин. Был награжден орденами Святой Анны четвертой и третьей степени, — прозрачно подразумевается, побывал не только за столом, но и на полях сражений, где неплохо себя показал, — и мой бывший чиновник для особых поручений. Нет такого дела, которое я не мог бы поручить Григорию Александровичу с полным совершенно доверием, потому что оно будет исполнено точно.

— Занятная характеристика, — изучая Потемкина с ног до головы, сказала Екатерина. — Любого дела?