Вечером того же дня Кишон ужинал в своем любимом французском ресторанчике на Ибн-Гвироль и ждал встречи с Гутманом. Там-то его и застал звонок из редакции — оказывается, Шимона убила охрана премьер-министра, когда тот объявился на митинге и попытался протолкнуться к президиуму.

Кишон бросил все, помчался в редакцию и с ходу выдал передовицу в понедельничный номер, в которой в очередной раз и предельно жестко заклеймил Якова Ярива, «режим которого не придумал ничего лучше, как перейти к практике политических убийств». После этого Барух долго курил и смотрел в окно, вспоминая прошлые годы, а затем написал трогательный некролог.

А наутро стали поговаривать о том, что Шимон не был вооружен и его застрелили при попытке передать премьер-министру какую-то записку. Вот тут Барух Кишон крепко призадумался и припомнил тот телефонный разговор. С одной стороны, Шимон Гутман пребывал в состоянии такого невероятного возбуждения, что от него вполне можно было ожидать безумной попытки убить Ярива. А с другой стороны, известие о том, что он хотел всего лишь передать записку, проливало свет на их вчерашний сумбурный разговор и придавало ему новое значение. Кишон припомнил все те годы, что они общались и работали вместе с Гутманом. Шимон был прирожденным политическим вождем и при этом фанатичным ученым-археологом. Он способен был увлекаться, но ему никогда не изменяли логика и здравый смысл.

И только тут Барух по-настоящему поверил, что Гутман действительно сделал открытие, значение которого было трудно переоценить. И то возбуждение, в котором он пребывал, говорило лишь в пользу величия этого открытия. Барух решил, что его долг перед погибшим другом состоит в том, чтобы довести начатое им до конца — найти то, что нашел он, и отдать это миру. К тому же это пахло сенсацией не какого-то года, а целого столетия. Мечта любого журналиста!

Кишон вернулся домой и сразу же бросился к столу. Он помнил, что во время разговора с Шимоном что-то записал в отрывном блокноте. Увидев эту запись, он отругал себя самыми последними словами — оказалось, записано лишь имя того несчастного араба, у которого Гутман побывал в лавке в Старом городе. Никаких других пометок он не делал, полагая, что все узнает при встрече с Шимоном после митинга. Уперев локти в стол и сомкнув ладони под подбородком, Кишон стал вспоминать… Завещание Авраама… Гора Мория… Женева…

Может быть, стоит для начала разыскать этого Афифа Авейду? Хотя какой в этом смысл… Если он правильно понял Шимона, торговец и не догадывается о том, что продал. В противном случае у Гутмана просто не хватило бы денег расплатиться за покупку. Нет, похоже, разгадку тайны нужно искать в Женеве, которая слыла центром мировой торговли антиквариатом. Давным-давно швейцарцы — хитрые лисы — провозгласили принцип Nemo dat quod non habet, то есть «Распоряжайся тем, чем владеешь». Те, кто был заинтересован в этом, перевернули смысл изречения в выгодном для себя смысле: «Если ты распоряжаешься чем-то, значит, ты этим владеешь». А это в конечном итоге означало, что любая вещь, проданная в Швейцарии, автоматически приобретала легальный статус. И уже было не важно, как и откуда она попала в Швейцарию. После этого контрабандисты всего мира буквально завалили эту небольшую европейскую страну сокровищами самых разных эпох и народов.

Вспомнив обо всем этом, Кишон больше не колебался — он заказал через Интернет билет на ближайший рейс и к вечеру воскресенья уже был в Швейцарии.

Большинство журналистов на его месте первым делом отправились бы туда, где торговали древностями, но Кишон поступил иначе. Он знал, что Шимон никогда не стал бы продавать свою реликвию. Не для того он ее приобрел у Авейды. Шимон хотел лишь окончательно удостовериться в ее подлинности. Он никогда не посмел бы громогласно объявить на весь мир о том, что, мол, «Авраам завешал Иерусалим евреям», если бы не был на сто процентов уверен в подлинности той таблички. Ставки были слишком высоки. Поэтому Кишон поступил просто: зашел в отеле в Интернет и набрал в поисковой строке через запятую всего три слова: «клинопись, Женева, экспертиза». А через минуту он уже знал имя человека, которому необходимо было нанести визит: профессор Оливер Шультейс.

Узнав адрес, Кишон усмехнулся. Вот что значит маленькая страна — уже через полчаса он будет на месте. Звонить профессору и предупреждать о своем визите он не стал. Зачем давать человеку шанс отказаться от встречи? Гораздо лучше просто появиться у него на пороге и поставить перед фактом.

Швейцарские дороги — наравне с поездами — были еще одним достижением западной цивилизации, перед которым Барух готов был снять шляпу. Это вам не латаные-перелатаные, через пень-колоду, трассы между Иерусалимом и Тель-Авивом, на которых к тому же не протолкнуться из-за вечных пробок. Здесь ездить — одно удовольствие.

Он не сразу обратил внимание на машину, которая следовала за ним и аккуратно повторяла все его маневры. Кишон поначалу решил, что мешает ей, и уступил дорогу, перебравшись в правый ряд. Но водитель черного «БМВ» поменял полосу едва ли не одновременно с Барухом. Кишон пожал плечами и поехал быстрее. «БМВ» также прибавил ходу и теперь практически висел на хвосте. Кишон посигналил надоедливому водителю, призывая его убираться ко всем чертям, но тот отреагировал на предупреждение совершенно неожиданно — резко прибавил скорость и со всего маху въехал Кишону в задний бампер.

Не на шутку перепугавшись, Кишон посигналил снова. «БМВ» поравнялся с его машиной и на сей раз ударил в борт. Кишон глянул вперед и понял, что у него один выход — если он хочет избавиться от этого идиота, необходимо уйти с автобана на ближайшем повороте.

Где-то в трехстах метрах впереди он увидел спасительное ответвление, которое уводило на узкую горную тропинку. Барух, почти не снижая скорости, повернул направо. Поворот дался ему непросто, но зато в следующее мгновение он оказался на узенькой дороге в гордом одиночестве. Барух ударил по тормозам. Он переждет, пока тот маньяк уедет, и вновь вырулит на автобан.

Барух уже совсем было успокоился и закурил, как вдруг вновь увидел в зеркальце заднего вида «БМВ», который также съехал с автобана, включив мощные передние фары. У Кишона екнуло сердце. Может быть, это власти? Но какого черта он им понадобился? У него никогда не было никаких проблем с дорожной полицией, а машину он арендовал в уважаемой фирме в самом центре Женевы.

Он стал оглядываться по сторонам. Слева была горная стена, а справа — классическая альпийская пропасть. Обочины как таковой не имелось, поэтому Кишон просто остался на месте, решив не выключать мотор и дождаться «БМВ», чтобы выяснить, в чем, собственно, дело.

В следующую секунду его машину сотряс мощный удар — преследователь вновь со всего маху въехал в задний бампер. Кишона бросило на «баранку» с такой силой, что хрустнули шейные позвонки. Запаниковав, он включил передачу и рванул вперед. При этом переднее правое колесо едва не съехало с дороги, у которой — он только сейчас обратил на это внимание — не было никакого, даже символического, ограждения. «БМВ» без труда догнал его, обошел слева и ударил в борт. Машину Кишона вновь швырнуло к пропасти, и ему стоило невероятных трудов удержаться на дороге. Он несся вперед, пытаясь оторваться от преследования, и истерично жал на сигнал.