Подходя к дому Кессиаса, Лайам отметил, что Даймонд накрыт попоной. Да, Бурс — это все-таки Бурс. Он ласково погладил коня по морде, потом толкнул дверь и без стука вошел.

Кессиас и Грантайре стояли с чашами у камина. Они одновременно обернулись к нему.

— Какие новости, Ренфорд? — Эдил, улыбнувшись, кивнул. — Госпожа Грантайре мне кое-что тут рассказала. О вашем бароне и о чародее, с которым мы познакомились днем.

Грантайре не обратила внимания на то, что ее неверно титуловали.

— Мне пришлось все объяснить, — сказала она Лайаму с извиняющейся улыбкой.

— Вот и прекрасно, — быстро сказал Лайам. — Но загвоздка не в Квэтвеле. Главная загвоздка теперь — сам лорд.

И Лайам принялся последовательно излагать все, что ему буквально в последние минуты открылось, но вот странность чем больше он говорил, тем менее убедительными казались ему его собственные слова. Выводы Лайама опирались на довольно шаткие факты, которые можно было по-разному истолковать. Ульдерик, например, не признал открыто, что Окхэм — его должник. А лорд мог наталкивать Лайама на какие-то подозрения в отношении участников вечеринки вовсе не для того, чтобы сбить расследование с истинного пути. Даже упоминание о перерезанной глотке несчастного нищего ничего, в общем-то, не доказывало. Нет никакой гарантии, что об этой подробности лорд не узнал от Лайама, о чем сам Лайам забыл.

Эй, квестор, так ли уж ты уверен, что все тут тобой нагороженное отвечает действительности? Отвечает или не отвечает, но дело зовет к каким-то шагам. Эта версия побуждает к тому — в ней больше смысла, чем во всех других, вместе взятых. Однако, поглядывая на Грантайре и Кессиаса, Лайам вновь начинал сомневаться в себе.

«Единственный приятный, порядочный человек в компании картежников и задир. А я хочу нанести удар именно по нему!»

Волшебница явно была не готова высказывать какие-то мнения. Она выжидательно смотрела на Кессиаса. Тот подошел к креслу, уселся в него и тяжко вздохнул. Он покачал головой, но не в знак отрицания, а лишь выражая степень своего потрясения.

— Да, — выдохнул он наконец. — Это, конечно, да.

— Не уверена, что я все правильно поняла, — нерешительно заговорила Грантайре. — Зачем Окхэму красть камень? Он ведь и так принадлежит ему.

— Нет, — пустился в терпеливые объяснения Лайам. — Кристалл принадлежит госпоже Присциан. Возможно, Окхэм когда-нибудь и унаследует его, но… но только через жену, да и когда еще это будет. А деньги ему нужны прямо сейчас. Он говорил, что собирается ехать в Торквей, потому что жена его слишком тяжело переживает случившееся. Но забота о здоровье жены, скорее всего, только ширма. Истинная причина отъезда — камень, который лорд намеревался сбыть вдалеке. Правда, теперь, я думаю, он хочет продать его Дезидерию.

«Интересно, сколько билетов Окхэм заказал до Торквея? — скользнуло у него в голове. — Бьюсь об заклад, что один!»

— Мы должны его остановить, — решительно сказала Грантайре. — Дезидерий не должен заполучить камень!

— Да, — отозвался Кессиас. — Да.

Он встал и повернулся к Лайаму.

— Что мы предпримем?

— Трудно сказать, — Лайам нахмурился. Ему не нравилось на ходу разрабатывать планы, но — делать нечего — обстановка требовала того. — Я думаю, лорд сейчас направляется к Дезидерию или уже находится у него. Так это или не так — мы скоро узнаем, от вашего человека или от Фануила. Если Окхэм действительно встретится с магом, мы попытаемся их обоих арестовать.

— Арестовать Дезидерия не так-то легко, — возразила Грантайре.

— Я понимаю. В принципе, мы можем его и не трогать. Все зависит от того, возьмет Окхэм камень с собой или нет. Я склонен думать, что не возьмет.

— Конечно, нет — если у него осталась хоть капля мозгов, — заявил уверенно Кессиас. — Он ведь должен проявлять элементарную осмотрительность. Наверняка лорд просто хочет договориться о сделке. А если камешка у него не окажется, наш арест закончится пшиком.

— Вот именно. Поэтому нам лучше выждать, пока они не расстанутся. Мы арестуем лорда после его ухода от чародея, и лучше — когда он вернется домой.

— Почему? — поинтересовалась Грантайре.

— Мы разыграем там небольшую инсценировку, — медленно произнес Лайам. — Я готов выступить и актером, и режиссером. — Он вовсе не был к тому готов, но Грантайре и Кессиас согласно кивнули. — Да, так и следует поступить, — сказал больше себе, чем окружающим, Лайам и тряхнул головой.

На какое-то время в гостиной воцарилось молчание, наконец Грантайре спросила о том, о чем никому из присутствующих спрашивать не хотелось.

— А что, если лорд уже передал Дезидерию камень?

Лайам покосился на мешочек с предметами из «музея» Тарквина.

— Вы уверены, что сможете выстоять против него?

Грантайре рассмеялась — резко и хрипло.

— Я-то смогу, но мне не хочется, чтобы дело дошло до того.

— Если нам повезет, то ваш выход и не понадобится. Я один пойду к Дезидерию и объясню, что ему продали краденую вещицу, о чем он безусловно не знал. А еще скажу, что лорд арестован и что камень придется вернуть. Если маг возвратит камень, все на том и закончится, если нет — в дело вступите вы. У вас есть козырь, маг не знает, что вы — в Саузварке, и к чему-то серьезному он вряд ли будет готов.

— Прекрасно, — кивнула Грантайре. Она, похоже, нисколько не опасалась сражения. — Надеюсь, вы понимаете, что мне придется его убить?

— Да, конечно, — сказал Лайам. Кессиас промолчал, только помрачнел еще больше.

— Что же мы будем делать сейчас?

— Ждать, — сказал Лайам и пересел поближе к камину.

Бурс принес чаши с горячим напитком и, заметив, как все напряжены, поспешил удалиться. Лайам рассеянно взял чашу, но пить не стал. Он сидел, тупо уставившись в пол.

А что, если он возводит на паиньку-лорда поклеп? Что, если тот просто где-нибудь загулял и думать не думает о каких-то там чародеях? «Тогда мы так ничего и не дождемся», — сказал он себе. «Дождемся», — возразил ему его же собственный внутренний голос. Лайам мысленно усмехнулся. Какое-то из его «я» опять ошибается, но какое?

Время шло. Ему стоило огромных усилий не тормошить Фануила вопросами. Если кто и не знает сомнений, так это дракончик, и никаких ошибок он точно не совершит.

Пришел Бурс с кувшином, чтобы наполнить опустевшие чаши. Вообще-то, опустела лишь чаша Кессиаса, но эдил накрыл ее широкой ладонью и знаком велел слуге удалиться. Когда Бурс скрылся за дверью, в сознание Лайама впрыгнула мысль:

«Лорд Окхэм выходит из гостиницы».

Лайам закрыл глаза и безмолвно возблагодарил небеса.

— Окхэм вышел, — сообщил он остальным. Кессиас привстал, но Лайам покачал головой. — Мы подождем, пока он не доберется до дома.