Последние десять лет книги, утверждающие рационализм в противовес слепой вере, постоянно оказывались в списках бестселлеров. Лэнгдон вынужден был признать, что разрыв между культурой и религией становится все более очевидным – это заметно даже по гарвардскому кампусу. Недавно газета «Вашингтон пост» напечатала статью о «безбожии в Гарварде». В ней говорилось, что впервые за триста восемьдесят лет истории университета среди первокурсников оказалось гораздо больше агностиков и атеистов, чем протестантов и католиков.

К тому же, во всем западном мире росло число антирелигиозных организаций, выступающих против того, что они называли «опасностью религиозного догматизма», – «Атеисты Америки», фонд «Освобождение от религии», «Международный альянс атеистов», «Американская гуманистическая ассоциация»… Лэнгдон раньше не особенно задумывался об этом, пока Эдмонд не рассказал ему о всемирном движении «Брайтс», представители которого, несмотря на неоднозначное название[93], исповедуют естественнонаучное мировоззрение, исключающее мистику или элементы сверхъестественного. В этой организации состоят и такие властители дум, как Ричард Докинз, Маргарет Доуни и Дэниел Деннет, – растущая армия атеистов вооружилась «тяжелой артиллерией».

Лэнгдон приметил книги Докинза и Деннета буквально пару минут назад, когда просматривал полки с трудами по эволюции. В своей классической работе «Слепой часовщик» Докинз решительно бросает вызов телеологическому представлению о том, что люди подобно сложным часам могут жить, только если у них есть «конструктор». Точно так же и Деннет в своей книге «Опасная идея Дарвина» утверждает, что одного лишь естественного отбора достаточно для того, чтобы объяснить эволюцию жизни, и что сложные биологические организмы способны существовать сами, без помощи «божественного творца».

Получается, Бог не нужен для жизни, размышлял Лэнгдон. Внезапно он вспомнил презентацию Эдмонда, и вопрос «Откуда мы?» зазвучал для него по-новому. Может, это имеет отношение к открытию? То, что жизнь существует сама по себе – без Создателя? Это, конечно, противоречит всем религиозным доктринам сотворения мира, но, может, Лэнгдон угадал ход мысли Эдмонда? Нет, вряд ли: в любом случае непонятно, как можно доказать подобную гипотезу.

– Роберт! – окликнула его Амбра.

Лэнгдон обернулся. Амбра уже закончила со своей стороной библиотеки.

– У меня ничего, – покачала она головой. – Иду вам помогать.

– У меня тоже глухо, – вздохнул Лэнгдон.

Амбра пересекла коридор, и в этот момент в динамиках смартфона Эдмонда прозвучал голос Уинстона:

– Мисс Видаль?

Амбра подняла телефон повыше:

– Да?

– Вам и профессору Лэнгдону нужно немедленно кое-что посмотреть. Королевский дворец только что выступил с заявлением.

Лэнгдон поспешно подошел к Амбре, встал рядом и начал вглядываться в экран смартфона, где уже шла видеотрансляция. Он узнал площадь перед Королевским дворцом Мадрида. По ней шел человек в форме и в наручниках, окруженный с четырех сторон агентами Королевской гвардии. Вот агенты развернули его лицом к камерам, как будто выставляя на позор перед всем миром.

– Гарза?! – изумленно воскликнула Амбра. – Но он же командующий Королевской гвардией!

Камера сместилась, и в кадре возникла женщина в очках с толстыми стеклами. Она вытащила из кармана пиджака листок бумаги и приготовилась читать заявление.

– Это Моника Мартин, – объяснила Амбра. – Пиар-координатор дворца. Что вообще происходит?

Женщина заговорила, произнося слова громко и четко:

– Мы берем под арест командующего гвардией Диего Гарзу в связи с его участием в подготовке убийства Эдмонда Кирша и попытками обвинить епископа Вальдеспино в организации этого преступления.

Моника Мартин продолжила свою речь, и Лэнгдон ощутил, что Амбра, стоявшая рядом, слегка пошатнулась.

– А теперь о будущей королеве Амбре Видаль и американском профессоре Роберте Лэнгдоне. – В голосе пиар-координатора зазвучали зловещие нотки. – Боюсь, у меня очень тревожные новости.

Лэнгдон и Амбра обменялись удивленными взглядами.

– Согласно только что полученной информации, – сказала Мартин, – сеньорита Видаль похищена Робертом Лэнгдоном. Королевская гвардия поднята по тревоге и взаимодействует с полицией Барселоны, где, как мы думаем, Роберт Лэнгдон сейчас удерживает сеньориту Видаль в заложниках.

Лэнгдон онемел.

– Поскольку ситуация расценивается нами как захват заложника, мы призываем граждан оказывать властям всяческое содействие и сообщать полиции любую информацию о местонахождении сеньориты Видаль или профессора Лэнгдона. В настоящее время у королевского дворца больше нет комментариев.

Репортеры начали наперебой выкрикивать вопросы, но Мартин резко развернулась и направилась в сторону дворца.

– Но это же… безумие, – запинаясь, проговорила Амбра. – Мои телохранители прекрасно видели, что я ушла из музея по собственной воле!

Лэнгдон молча смотрел на дисплей смартфона, стараясь осмыслить услышанное. Самые разные вопросы, требуя ответов, проносились в его голове. Но одно ему стало совершенно ясно.

Он в смертельной опасности.

– Роберт, простите. – В темных глазах Амбры Видаль читалась вина и страх. – Не знаю, кто стоит за этой фальшивкой, но эти люди подвергают вас огромному риску. – Будущая королева Испании взяла телефон Эдмонда. – Я сейчас же позвоню Монике Мартин.

– Не звоните мисс Мартин, – остановил ее Уинстон. – Именно этого от вас и ждут в королевском дворце. Это ловушка. Вас пытаются выманить, заставить пойти на контакт, а главная цель – выяснить, где вы находитесь. Рассудите сами. Два агента гвардии знают, что вас не похищали, но не опровергают ложь и летят за вами в Барселону. Очевидно, все в королевском дворце заодно. И еще: приказ об аресте командующего Королевской гвардией мог прийти только с самого верха.

Амбра вздрогнула.

– Вы имеете в виду… Хулиана?

– Этот вывод напрашивается сам собой, – произнес Уинстон. – Только принц может отдать такой приказ.

Амбра зажмурилась и долго стояла с закрытыми глазами. Печаль волной нахлынула на нее. Доказательства причастности принца к этой истории неопровержимы. Надеяться, что жених ни в чем не виноват, уже невозможно.