Ну и зря. Мне, например, нравится… кстати, его тоже мои помощнички придумали. Точнее, подруга зеленовласки Агни — рыжая Лима. Все уши прожужжала, дескать, что за трактир без имени? А я про него просто забыл! Закрутился, завозился, вот и… В общем, застала она меня врасплох. Но я отыгрался. Предложил ей самой название придумать, раз так хочется. А уже на следующий день над входом в заведение, безо всякого моего участия, между прочим, появилась вывеска с надписью: «Огрово». Сокращение-совмещение от «Логово Огра», как протараторила сама Лима, любуясь делом рук своих. И ведь не откажешься… крутится эта мелочь вокруг, в глаза заглядывает: «Нравится-нравится?» Да с такой надеждой, что… эх, да драхх с ним. Забавно же получилось? Вот и пусть будет…

И кстати, радостная от моего согласия, малявка так и не призналась, где она эту вывеску взяла. Обещала только, что никто за неё морду нам бить не придёт, а на все вопросы… да пофиг ей на них! Даже не дослушала. Попищала, довольная своей выходкой, в ладоши похлопала, тресь, и нет её. Смылась, мелочь крылатая.

— Сильная-сильная! — помяни чёрта, называется. Лима приземлилась рядом со стаканом Падди, уселась на край блюдца и, с видом пай-девочки поправив подол юбки так, чтобы тот прикрыл её миниатюрные ботиночки, уставилась на затянувшегося трубкой хафла. Тот выдохнул очередную порцию дыма, но хеймитка недовольно сморщила носик, махнула рукой… и лёгкий порыв ветра снёс сизое облачко далеко в сторону. Падди хмыкнул.

— Откуда здесь взяться сильной магии, девочка? — с лёгкой снисходительностью в голосе протянул он. И этот тон явно не понравился Лиме. Уж очень характерно рыжая прищурилась.

— От него, ма-альчик, — ткнув в мою сторону пальчиком, пропела хеймитка и, тряхнув кудряшками, решительно кивнула.

— Ой-ой, — хохотнул Падди. — Великий Грым сотворил из кабака место силы! Весёлая история. Ну уж мне-то сказки не рассказывай. Чтоб ты знала, я маг, и о высоком искусстве забыл больше, чем ты когда-нибудь слышала. Так что не смеши меня, мелкая

— Ишь-ишь, надулся! Ма-аг он, ба-альшой он! Хорошо смеётся тот, кто смеётся последний, — гордо вздёрнув носик, заявила обидевшаяся Лима и, хлопнув огненно-рыжими крыльями, с треском метнулась прочь от нас, только искры на стол посыпались. Хафл же покачал головой да вновь присосался к своей трубке.

— Зачем ты ей нагрубил? — вывел я. Падди покосился на скользящий по грифельной доске мел и безразлично пожал плечами.

— А зачем она мне лапшу на уши вешать вздумала? — про… булькал он, и я не удержался от смеха. Ну уж очень потешный вид был у хафлинга, изумлённо взирающего на вылетающие из его рта и трубки мыльные пузыри… вместо дыма. Таких круглых глаз даже у лемуров не бывает, честное слово!

Догадаться, кто был автором этой шутки, труда не составило. На барной стойке буквально катались от хохота все четверо хеймитов. Даже Бран… а он, между прочим, среди них самый серьёзный. Командир, можно сказать. Предводитель… и тот ржёт.

— Спалю к Многоликому! — взвился над стулом неожиданно разъярившийся Падди и… осел обратно, усаженный моей рукой, опустившейся на его плечо.

— Не сметь, — прорычал я в лицо хафлинга, отчего тот на миг побледнел и застыл, словно пригвождённый к месту. Я же повернулся к хихикающим хеймитам, которым и дела не было до взбешённого хафла. Впрочем, да… выглядел он в тот момент забавно. Эдакий возмущённый хорь-альбинос. Хотя теперь уже замерший сусликом. Хах!

— Бран! — прохрипел я. Чернявый «предводитель» хеймитов утёр выступившие от смеха слёзы и выжидающе воззрился на меня. — Четвёртый номер тащи.

Бран кивнул и, хлопнув матово-чёрными крыльями, исчез за стойкой, оставив за собой след из осыпающихся чёрных искр. А затем, не прошло и минуты, как на стол передо мной приземлился поднос с кружкой молока, внушительной бутылкой, парой разноразмерных стопок и блюдцем с виточками тонко нарезанного подкопчённого сала, лежащими на кусочках грубого, ржаного хлеба. Разлив самогон по стопкам, я взял ту, что хеймит предназначил мне и ткнул её в руки замершего хафлинга. Рука Падди автоматически сжалась на стекле великоватого для него стакана. Его же рюмка просто утонула в моей ладони.

— Залпом, — приказал я, подхватывая с блюдца хлеб и сало. Хафл заторможено кивнул и механически опрокинул содержимое стакана в глотку. Проглотив свою порцию жгучего напитка, я дождался от хафлинга долгого сиплого выдоха и тут же сунул ему в пасть заедку, с интересом наблюдая, как меняется выражение краснеющего лица этого «великого мага». Вот он запунцовел, выпученные глаза налились кровью, но… жуёт, не плюётся. Уже хорошо…

— Драххов огонь! Это… что это было?! — прожевав хлеб с салом, не хуже меня прохрипел Падди, когда его физиономия уже почти вернула свой нормальный вид, а горящий язык вновь смог ворочаться.

— Перцовый гон в две трети[2], — я улыбнулся приятелю во все имеющиеся сорок зубов, и тот, прочитав мой ответ на грифельной доске, передёрнул плечами. — Понравилось?

— Иди ты к Многоликому! — отшатнулся Падди. Я ухмыльнулся и указал бедолаге на двухпинтовую кружку с молоком, стоявшую на том же подносе. Тот покосился на меня, осторожно взял её в руку, принюхался к содержимому, вздохнул и… надолго присосался к спасительной жидкости. Ну что ж, эксперимент можно считать удавшимся. Точнее, эксперименты.

— Успокоился? — спросил я хафла, когда тот вернул опустевшую кружку на стол и со вздохом откинулся на спинку стула. Падди бросил на меня недовольный взгляд, но, промокнув платком всё ещё слезящиеся глаза, всё же нехотя кивнул. Хорошо… я вновь взялся за грифельную доску и струйки мела побежали по её поверхности. — Не обижай моих гостей, Падди. Прошу как друга.

— Я… — вскинулся было хафл, но наткнулся на мой взгляд и, сгорбившись, махнул рукой. — Постараюсь.

— Не надо стараться, — я покачал головой. — Просто не обижай. Они мои гости, значит, я обязан их защищать, пока они живут в моём доме. Не заставляй меня делать выбор между нашей дружбой и их защитой.

— Гости? Они работники, — буркнул хафл, и я не сдержал вздоха. Вот ведь… не думал, что внук Старого Уорри подвержен общим стереотипам местных жителей. А ведь я тоже был наёмным работником, даже хуже — подёнщиком. И даже не у самого Падди, а у его младшей сестрёнки. И не замечал со стороны хафла такого отношения… да его и не было!