— За вами нужно приглядеть, — заметил Бритт. — Не забыть ей напомнить. Что-то она долго!

Дражайшая половина мистера Бритта была до такой степени именно лучшей половиной, что его собственная личная доля целого чувствовала себя без нее одиноко и беспомощно.

— Где она там застряла? После рынка дел всего ничего. А! Ну, наконец!

Раздался стук копыт; и из-за поворота показалась коляска с мальчиком на козлах. На сиденье восседала полная степенная женщина: на ее коленях стояла корзина, и пассажирка придерживала ее руками в засученных рукавах. Еще несколько корзин и свертков громоздились на сиденье вокруг нее. Даже издалека можно было отметить знакомое ясное добросердечие лица и некоторую неуклюжесть движений, когда туловище подпрыгивает вперед-назад вслед за движением повозки. Сзади болтался мокрый до полного насыщения зонтик, расправленный для просушки. Коляска подъехала ближе, и напоминание о днях прошедших никуда не делось, а стало, пожалуй, даже сильнее. Когда же коляска остановилась у дверей «Терки», и наружу показались башмаки, скользнувшие прямиком в распахнутые руки мистера Бритта; когда башмаки эти ступили на землю, приняв на себя изрядный вес хозяйки, стало окончательно понятно, что все это не может принадлежать никому иному, нежели Клеменси Ньюком.

Фактически именно ей они и принадлежали, и ими она попирала землю, цветущая и счастливая: с таким же отмытым до блеска лицом, как и в прежние времена, только локти теперь, когда жизнь у Клеменси наладилась, были не такими ободранными.

Мистер Бритт попенял:

— Ты поздно, Клемми.

— Да видишь, Бен, столько всего набралось. — Клемми зорко следила, как в дом вносят пакеты и корзины. — Восемь, девять, десять… а где одиннадцатая? О! Одиннадцатая у меня в руке! Так, все верно. Распряги мерина, Гарри; будет снова кашлять, дай ему на ночь теплое пойло. Восемь, девять, десять. Где одиннадцатая? Ох, я забыла, все верно. Как ребята, Бен?

— Отлично, Клемми, отлично.

— Да благослови их господь, милых малюток! — Миссис Бритт следом за мужем вошла в дом, сняла шляпку и пригладила волосы. — Ну, поцелуемся, отец!

Мистер Бритт с готовностью исполнил просьбу.

— Ну, думаю, я ничего не забыла. — Клеменси погрузила руки в карманы и вытащила огромную гору тонких книжечек и помятых листков бумаги с кучей загнутых уголков. Уголки эти напоминали болтающиеся собачьи уши, и можно было сказать, что их хозяйка владеет целой псарней. — Все сделала. Счета выставила, репу продала, к пивовару сходила, все проверила и оплатила, курительные трубки заказала, семнадцать фунтов четыре шиллинга внесла в банк. А вот доктору Хитфилду за малышку Клем заплатить не вышло: он опять ничего не взял.

Бен ответил:

— Я так и думал, что не возьмет.

— Опять сказал: сколько бы деток у нас ни появилось, Бен, он никогда не введет тебя в расходы ни на полпенни. Даже если их будет два десятка.

Лицо мистера Бритта приобрело серьезное выражение, и он уставился в стену.

— Разве не благородно с его стороны? — заметила Клеменси.

— Очень, — ответил супруг. — И такой добротой лучше не злоупотреблять. Во всех смыслах.

Клеменси живо закивала.

— Тут и спорить не о чем. Конечно же, нет. А вот, еще пони. Ушел за восемь фунтов два шиллинга, неплохо, верно?

— Это отлично, — согласился Бен.

— Ну и отлично, что тебе отлично! Я так и думала; знала, что ты обрадуешься. Все, дела сделаны! — Клеменси со смешком протянула ему счета. — Остаюсь засим ваша препокорная слуга и так далее, Кл. Бритт. Ха-ха-ха! Вот! Держи бумаги, запри в шкаф. Ой, погоди минутку! Смотри, вот объявление, прилепить на стену. Еще пахнет типографской краской. Какой запах, ах!

Бен посмотрел на документ.

— Это что?

— Представления не имею. Где уж мне разобрать?

Хозяин «Терки для орехов» прочел:

— «Продается с аукциона. Возможно частное соглашение».

— Всегда так пишут, — сказала Клеменси.

Муж возразил:

— Да, но вот такое нечасто включают. Смотри-ка: «Дом… хозяйственные постройки… кустарник… ограда… доля в свободном от долгов владении, собственность Майкла Уордена, проживающего ныне за границей и намеренного продлить свое пребывание там. Обращаться в контору „Снитчи и Креггс“».

Клеменси ахнула.

— «Продлить свое пребывание»!

— Вот, — показал муж, — гляди!

Клеменси печально покачала головой.

— А ведь я слышала… мне шепнули в том доме… что от нее нынче ожидают каких-то особенных известий, хороших. — Она начала раздирать локти, словно воспоминания о старых временах возродили старую привычку. — Ох ты господи, Бен, грустно-то как. Как же они расстроятся!

Мистер Бритт тоже покачал головой, тяжело вздохнул и сказал, что бросил все попытки разобраться в том деле давным-давно. С этими словами он принялся клеить объявление прямо у стойки. Клеменси, помолчав, поднялась, разгладила нахмуренные брови и поспешила к детям.

Хотя владелец «Терки для орехов» со всем расположением относился к своей доброй женушке, расположение это было слегка покровительственного толка: супруга всемерно его забавляла. Ничто не изумило бы его сильнее, чем узнать наверняка от третьей стороны, что именно она — управляющаяся со всем огромным хозяйством, со всей своей простодушной бережливостью, смешливостью, честностью и трудолюбием — превратила его в процветающего человека. Подобное часто случается: такие деятельные натуры в силу скромной самооценки никогда не видят своих заслуг; они порой внешне чудаковаты и пользуются слегка небрежной симпатией окружающих, — однако стоит нам заглянуть вглубь и увидеть их врожденные качества, — и все мы краснеем в сравнении с ними.

Мистеру Бритту было приятно думать, как великодушно он поступил, женившись на Клеменси. Она являла собой постоянное напоминание о щедрости его сердца и доброте нрава; то, что из нее вышла великолепная жена, стало для него лишней иллюстрацией старого изречения о том, что добродетель сама себя вознаграждает.

Он убрал под замок расписки — продукт дневных трудов супруги, — приладил объявление: все это, посмеиваясь над ее способностью к ведению дел. Между тем миссис Бритт вернулась с известием, что два юных мастера играют в каретном сарае под присмотром некоей Бетси, а малютка Клем спит «ровно ангелочек», и супруги уселись попить чаю, который накрыли к прибытию хозяйки. Маленькая стойка с обычным набором бутылок и посуды блистала чистотой; степенные часы шли минута в минуту (сейчас как раз была половина шестого); все вещи на своих местах, все вычищено и отполировано до полного блеска.

— Первый раз за сегодня спокойно присела. — Миссис Бритт глубоко вздохнула, удобно устроилась на стуле, однако сразу же опять вскочила подать мужу чай и намазать хлеб маслом. — Что-то это объявление навело меня на мысли о старых временах.

— М-м-м. — Мистер Бритт держал блюдце в горсти, как устрицу, и по тому же принципу расправлялся с его содержимым.

— Надо же, тот самый Майкл