— Я не ожидала, — признаваясь, потерла лицо. — Он меня врасплох застал.

— Не бояться драконов — значит, быть безумцем, — спокойнее произнес Дарок, поднимаясь в полный рост. Отряхивая руки, признался: — Я его тоже боюсь. С молодняком особенно опасно. Они ж прям как васоверги: детьми опаснее всего, а мудреют только с возрастом.

Я подавила нервный смешок. Васоверги любили льстить себе.

— Они рождаются без дара. Знала же? — спросил Дарок, с гордостью глядя на лиловое небо — дракона и след простыл.

— Я мало интересовалась историей, а драконы — это же почти история.

— Ты не перестаешь меня удивлять. Знаешь редкие мудрости, но при том совсем не знаешь пустяков.

— Так меня воспитывали родители, — оправдалась я, окончательно успокоившись. — Жаль, что мне пришлось от них уйти.

— Да, — протянул Дарок, щуря серые глаза, — родители… Драконов воспитывают так же, как нас. Они вылупляются беззащитными. Их приходится оберегать, и тогда появляется огромный риск, что он привыкнет к ласке от рук того, кто о нем заботится. Это опасно, Асфи, ведь потом в них пробуждается сила. Она сжигает их изнутри.

— Огненные — наполняются огнем, — предположила я, — ядовитые — ядом…

И не прогадала.

— Верно, — кивнул Дарок, глядя, как Гахсод устанавливает починенный капкан. — Хуже всего, что для самих драконов эти изменения остаются незаметными. Многие, кто растил их, в итоге сгорал или травился. Пока драконы молодые, выжить можно и с отравлением, и с ожогами. Я сам видел, как огненный дракон захотел поластиться к руке своего друга. Когда виксарт, воспитывавший его, прикрылся от него рукой, дракон принял это лишь за приглашение и ткнулся мордой в ладонь. У моего знакомого остались сильные ожоги, но не отдерни он руку мгновенно, не осталось бы вообще ничего. У него было видно кости, и они были черно-желтыми.

— Обугленными? — я скривилась.

— Да, Асфи. Думаю, его руку можно было жрать, как плохо прожаренное мясо. Драконов надо воспитывать в жестких рамках, но при этом осторожно, чтобы не вырастить вместо друга врага.

— Прям как наших сынов, — с сильным акцентом напомнил Гахсод. — Готово, Дарок.

— Пойдемте в дом, — одобрительно кивнув, позвал тот. И обратился ко мне: — Норкор разомнет тебе мышцы.

— Массаж? — удивилась я.

Дарок промычал, потирая подбородок.

— Кажется так. Массаж… Боль, удовольствие и отдых. Мы должны отдохнуть Асфи. Почти до самого рассвета будем только отдыхать, но поднимемся еще при Луне. Ритуал начнется с рождением Солнца и закончится с его новым рождением. Нам понадобится много сил: и тех, что у нас внутри, — он приложил руку к груди, — и тех, что у нас снаружи, в мышцах. Уже с рассветом ты поймешь все величие ритуала Ярости.

Первые мои опасения были, что у всех мужиков одно на уме — особенно у таких безмозглых бугаев, вроде васовергов — и рано или поздно они начнут приставать. Нет чести, нет чувства собственного достоинства… Но я ошиблась. Возможно, мне повезло повстречать именно Дарока с его уникальным отношением к миру, потому что с каждым днем все больше казалось, что никакой особой выгоды он от меня и не ждет, а помогает, чтобы просто помочь.

Помню, как промучилась первую ночь под одной крышей с рогатыми. Несмотря на обилие комнат, они все спали в одной. Принесли кучу сухих веток и колючек, запихнули в камин и разожгли. Очаг согревал только вблизи, а ночь с холодным воздухом быстро студила камень. Мне накидали шкур у огня так, чтобы не доставали искры и другим оставался доступ к камину для поддержания огня. Сами мужчины потеснились, милосердно предоставили мне пространство, но в итоге зажали плотным полукольцом. Сон долго не приходил. Я вздрагивала от каждого шороха за спиной. Укрываясь своим покрывалом, не выпускала из кулака рукоять кинжала и ждала, что вот-вот договор будет нарушен. Я ждала беды до утренних сумерек, а затем организм устал, меня начало клонить в сон.

Дарок разбудил меня затемно, и я подскочила, суматошно нащупывая кинжал на шкурах. Тогда васоверг с понимающей ухмылкой продемонстрировал его в своей руке. В то утро он разрешил мне спать дальше, предупредил, что ему нужно по делам. Оставив меня одну с запасом еды и воды, запер на все замки и ушел. В тот день они вернулись лишь после обеда, когда я устала считать черепа в доме и от скуки легонько барабанила чьими-то костями друг о друга, вспоминая земные мотивы песен.

Вторая ночь грозила повториться бессонницей и вечным ожиданием беды. Если бы только Дарок не заговорил… Я уверена, что он знал о причинах моего беспокойства, поэтому рассказал то, что не было ни для кого в Васгоре секретом. Тогда я лежала, подперев рукой щеку и смотрела на огонь. Васоверги еще не спали — я и настораживалась по ночам только тогда, когда чей-то громкий храп резко замолкал.

— Моя мать хотела помочь мне, — сказал Дарок.

Я нахмурилась и опять сжала кинжал. Убеждала себя в мыслях, что в этот раз не выпущу его из рук, что в этот раз я не потеряю оружие.

— Она была из благородных эльфиек. Уважаемая девица.

— Кому ты это рассказываешь? — спросила я, переворачиваясь и приподнимаясь на локте.

Свет от огня плясал на каменных стенах, желтил васовергов с грязными оттенками кожи, показывал их причудливый способ сна: невидимые духи воздуха — единственные духи, кого признавали васоверги, — держали их туловища в воздухе. Длинные рога почти касались пола, и казалось, что стоит кому-то мотнуть головой, раздастся скрежет, но духи служили надежно и предано. Дарок, скрестив руки на груди, полусидел и смотрел на огонь за моим плечом. Остальные тоже оживились, почему-то с осторожностью поглядывали на меня.

— Тебе, — ответил Дарок.

Могла бы и не спрашивать… Однако остальные тоже слушали с любопытством, будто в первый раз.

— Моя мать — безгрешная душа, добродетельная женщина — хотела мне помочь, — повторил он. Серые глаза наполнились танцем огня, губы едва заметно двигались. — У Норкора тоже мать была добродетельной — она хотела его убить перед тем, как его бы выбросили в кандар’рхор, но отец зашел проведать сына. Он девицу и прирезал, а Норкора тем же вечером выбросил на улицу, взрослеть.

Низкорослый васоверг, о ком шла речь, тоже скрестил руки на груди и равнодушно уставился в потолок.

— У Гахсода мать была пленницей. Отцов у него много, а мать откупилась появлением его жизни на свет и ушла. Нам всем не повезло, кроме Архага. — Черноволосый васоверг самодовольно улыбнулся и стал почесывать волосатую грудь. Дарок, ни на кого не отвлекаясь, продолжал делиться подробностями их семейных драм: — Его мать шлюха. Давать не любит, а рожает легко. Вот и берет деньги не за ночи, а за сыновей. Выкармливает их молоком, растит, пока не окрепнут, а потом сама же относит в кандар’рхор. Пусть будет здорова она. Счастливые у нее сыновья, да, Архаг?

Черноволосый ответил незамедлительно, но на их языке. Спросить у Дарока, зачем мне эти знания, я не решилась. В итоге дождалась логичного окончания: