А вот я их запомнил и обратил внимание, что, куда бы я ни отправился, они всегда в поле моего зрения, даже если они вдали, всё равно мелькает то один, то другой. А это уже не звоночек, а пароходный гудок. Значит, чем-то я вызвал подозрение, раз за мной установили слежку. Придётся вести себя потише.

До обеда я два часа учил местные карты, снова сдавать надо будет, а после, пользуясь свободным временем, устроился в своей комнате. Соседа пока так и не подселили, странно, что никому из доглядчиков койку не отдали, но, может, ещё кто из их братии появится? Как бы то ни было, никто не мешал, и, снова достав амулет-серёжку, я стал с ним работать. Так же методом тыка. Надел на ухо и стал пробовать его в разном режиме. То, что это не хранилище, точно, контуры магем другие. Я, может, и не нашёл бы сразу, чем этот амулет являлся, но мне помогло радио. В углу висела тарелка репродуктора, и по нему пел мужичок козлиным голоском, тенор называется. Противно, не знаю, кому это нравится, но, прислушавшись, я вдруг понял, где у певца ошибки, как правильно нужно ставить интонации и кто из оркестра фальшивит. Незаметно, в тон, но фальшивит. Сняв амулет, я с изумлением на него посмотрел, пробормотав:

– Да ладно?

Моё предположение надо было проверить. Выйдя в коридор, я прошёл по нему, стуча в разные комнаты, и, когда слышал разрешение, заглядывал с единственным вопросом:

– Ребята, у вас гитары нет?

В первой и второй не было, а в третьей посоветовали заглянуть в седьмую комнату, там у командира эскадрильи была чёрная красавица. Самого его в комнате не оказалось, но был сосед, дремавший на армейской койке после сытного обеда, он и разрешил взять её. Остальные лётчики, те, к кому я заглядывал, зашли за мной, движимые любопытством, в общем, толпа набежала на шум, и в ней я заметил и одного из двух подозрительных. Сняв гитару, я сел на стул и стал перебирать струны, слушая звук. Амулет был на ухе, так что работа шла. А я пояснил:

– Я раньше музыкой не интересовался, никогда гитары в руках не держал. И вот хочу попробовать, получится или нет. Всё, за что я брался, всегда получалось. И получалось хорошо, вот и тут хочу проверить. А вдруг получится?

– Нет, товарищ майор, я пять лет учился, пока смог хорошо играть. Сразу ни у кого не получится, – сказал старлей со свежим багровым шрамом на щеке.

Проверим, я уже ранее изучал, какие звуки издают струны, и попробовал несколько переборов. Ну да, сам чувствую фальшь, морщусь и на ходу исправляюсь. Да и тот знаток тоже морщится, видать, слух музыкальный. Минут десять подготовки, и я решил всё же проверить амулет по полной. Ударив по струнам, стал достаточно жёстко играть, нагоняя игрой нужной жути. А когда убедился, что ритм держу, запел, на ходу меняя тон и интонации, пока не добился идеального звучания, от которого у самого волосы дыбом встали и мурашки забегали. А все, кто меня слушал, вообще были в нирване. Судя по отсутствующим взглядам, они были там, в песне, в воздушном бою, сопереживая уставшему и измученному истребителю.

Резко ударив по струнам, отчего все вздрогнули, я прервал песню и посмотрел на знатока:

– Пять лет, значит? Хэ!

Хмыкнув, я встал, повесил гитару обратно на гвоздь над кроватью и, обернувшись к молчаливым и шокированным слушателям, сказал:

– Нужно гитару иметь и тренироваться. А то вон пальцы болят и горло. Пойду отпрошусь, может, в город отпустят, съезжу гитару куплю. Вещь. Мне понравилось играть и петь. А ты, знаток, тоже собирайся, поможешь гитару выбрать, чтобы мне дрянь какую не подсунули. Я не разбираюсь в них.

– Мастер! – в восхищении выдохнул тот. – Виртуоз! Если вы, товарищ майор, действительно впервые гитару взяли, то вы гений. Музыкальный.

– Впервые, – показал я тому покрасневшие подушечки пальцев. – Быть совершенством – так быть лучшим во всём. Ну, что столпились? Разойдись.

Лётчики отодвинулись в стороны, давая мне проход, а один, самый бойкий, спросил:

– Товарищ майор, а откуда эта песня?

То, что я якобы ворую эту песню, ничего не значит, уважаемый Владимир Семёнович ещё маленький и не написал ни одной. Поэтому я легко присвоил её, а Высоцкий, надеюсь, напишет песни ещё лучше. Да и ворую я не у него, а у его прототипа из моей истории, а это разные люди. Может, в этом времени мэтр даже и на свет не появился, откуда мне знать?

– Песня? Да так, витала в мыслях. У меня даже две сформировалось, обе об одном бое. Одну истребитель поёт, другую – лётчик. Только когда гитару взял и наиграл, песня как-то и легла на ней.

– А может, допоёте? – с надеждой спросил знаток, и остальные загомонили, поддерживая его, но стихли, наткнувшись на мой взгляд.

– Нужно потренироваться. Опозориться не хочу. Потом спою. Сначала гитару куплю.

Я вернулся в свою комнату и, сняв клипсу-амулет, с восхищением на неё посмотрел, пробормотав:

– Однако. Попаданец есть, со Сталиным общался, теперь ещё и Высоцкого пою. Магия рулит. – И тихо затрясся от молчаливого смеха.

А играть и петь, точнее, выдавать ту амброзию, то, что заставляло струны души петь, мне понравилось. Этот амулет, похоже, самый наиценнейший из всего, что у меня есть. Стать бардом, не просто бардом, а магическим – это, вероятно, то, чего мне не хватало. Это как оргазм. Ну, почти. В общем, я буду играть и петь. И мне нужны инструменты. Разные.