Но вопрос о первоначальном тексте не растаял. Он превратился в вопрос о народном источнике, точнее, об источниках Гомера, да и о роли самого Гомера (каким бы ни было его истинное имя) в обработке поэмы. А значит, выявление вставок, поздних добавок, включений в текст поэмы сохраняет свое значение. Нужно очистить от них ранний текст, прежде чем испытывать его на единство, художественность и близость к реалиям того или иного времени. Гомер (как бы его ни называть) мог оказаться автором каких-то вставок и изменений более раннего текста, какого-то их пласта, мог быть, наоборот, хранителем и передатчиком именно раннего текста или одного из текстов, если текст не един. Поскольку и имя его ненадежно, то в данном контексте кем среди создателей поэмы был именно Гомер, не так уж и важно.

Важно, что работа по выявлению вставок и изменений в тексте эпопеи не пропала, не прошла даром. Особенно много поработали аналитики XIX века, да и унитарии не стояли от этой работы совсем уж в стороне, и в XX веке эта работа все-таки продолжалась (особенно в среде неоаналитиков). Рассматривая итоги анализа XXII песни, мы познакомимся с ходом мысли всех этих критиков, с их наблюдательностью, эрудицией, с логикой их умозаключений, — так сказать, увидим критиков «Илиады» за работой.

3. Границы песни. Среди критиков XXII песнь («Умерщвление Гектора») славится как одна из самых цельных в «Илиаде». К этой оценке унитариев присоединяются даже завзятые аналитики (ВеЛе 1914: 323; 5с/ю-с1ема1Ж 1951:295; и др.). Это, однако, не мешает тем и другим (и особенно этим другим) подвергать сомнению целый ряд мест песни как чуждых основному ее тексту, ее ядру. Особенно сосредоточились нарекания на начале и конце песни.

Уточним границы песни.

А. Начало песни: Ахилл и Аполлон у ворот. Череда эпизодов предшествующей песни («Приречной битвы») оканчивается «Битвой богов», а эта битва завершается удалением богов на Олимп и их успокоением там. Конечная фраза: «Так небожители боги, сидя на Олимпе, вещали» (XXI, 514). Но до самого конца XXI песни нынешнего деления — еще почти сотня строк. Здесь продолжается аристия Ахилла: он приближается к вратам Илиона. Непосредственно за «Битвой богов» следуют строки о вступлении Аполлона в город (XXI, 515-525). С завершением «Битвы богов» эти строки не согласуются. Там сказано, что боги уже сидят на Олимпе, а здесь говорится, что Аполлон вступил в город троянцев, и лишь прочие боги — те, да, возвратились на Олимп и уселись вокруг Зевса (XXI, 518-520). Это явная поправка к завершению «Битвы богов». Значит, текст о вступлении Аполлона в город добавлен к «Битве богов» позже.

Чем мотивировано вступление Аполлона в город? Ссылкой на его заботу о том, чтобы ахейцы не взяли, судьбе вопреки, город в тот же день (XXI, 516-517). Это как раз то самое опасение, которым в XX песни Зевс мотивировал свое разрешение богам вмешиваться в войну самим — начать «Битву богов». То есть как там оно исполняло функцию включения «Битвы богов» в текст поэмы, так здесь — функцию выключения этого эпизода. С «Битвой богов» и ее обрамлением покончено, и три рифмованных стиха (XXI, 523-525; у Гнедича переведено без рифмы), чрезвычайная редкость у Гомера, служат формальной каденцией и дают критикам сигнал о том, что здесь крупная тема действительно завершена.

Однако за этой, столь, казалось бы, эффектной, концовкой есть продолжение и, более того, есть необходимость продолжения, которое бы изменило ситуацию. Для снятия тревоги Зевса за судьбу Илиона и впрямь достаточно, чтобы Аполлон оказался в городе, среди его защитников. Но этого недостаточно для нормального развития аристии Ахилла, военной конфронтации Ахилла с Гектором. Аполлон должен быть при Гекторе, а Гектор — вне Трои. Нужно вернуть Аполлона на Илион-скую равнину. Вернуть, поскольку он был послан туда Зевсом помочь Гектору еще до снятия запрета богам — послан в XV песни (XV, 220-261, 354-365) и в XVI песни (XVI, 666-683), был там в XVII песни (XVII, 320-333, 582-590). И далее он еще будет нужен — для столкновения с Ахиллом в эпизоде с Агенором, а также потому, что в последнем бою будет при Гекторе (XXII, 203-204, 213, 220). Итак, нужно вывести Аполлона из Трои.

Для этого сделана вставка — пассаж о Приаме, который, завидев с башни приближающегося Ахилла в погоне за троянцами, сошел на землю и приказал держать ворота распахнутыми настежь, пока все троянцы не вбегут в город, и вовремя закрыть ворота перед Ахиллом. Пока троянцы забегали в город, Аполлон выскочил навстречу Ахиллу (XXI, 526-539).

Этот пассаж приходится признать вставкой. Приам здесь увидел Ахилла и сошел с башни на землю, а дальше (XXII, 25-35) Приам снова «первым увидел» Ахилла, и притом опять с городской стены, вскрикнул и завопил. Один из этих двух пассажей — новый текст, втиснутый в повествование. Втиснут именно первый из них (который с Аполлоном), поскольку за ним опять следуют стихи об Ахилле (XXI, 540-543), и говорится в них об Ахилле только местоимениями, а они после упоминаний об Аполлоне непонятны — к кому относятся?

«Он» гнал троянцев, в «нем» сердце пылало, «он» алкал славы. По синтаксическим условиям, это Аполлон, по смыслу же — Ахилл. Смысл согласуется с синтаксисом, если пассаж о Приаме и Аполлоне изъять (Meyer 1887: 332).

Что же до пассажа о неназванном Ахилле, то по смыслу он продолжает битву с рекой, где часть троян направлялась к городу, а по форме требует перед собой непременно стихов об Ахилле. В этом случае они, продолжая битву с рекой, дают аристии Ахилла последнее обрамление, доводя ее — через крайние пассажи обеих смежных книг (XXI, 606-611; XXII, 1-6) — до Гектора, оставшегося одиноко стоять перед Скейской башней в ожидании Ахилла.

Тут в конце XXI и начале XXII песен есть еще небольшой эпизод с А тенором (XXI, 544—605; XXII, 7-24). Этот сын Антенора (соратника Энея), подвигнутый Аполлоном, пытается задержать Ахилла, гонящего троянцев к городу. Разумеется, он погиб бы, если б Аполлон его не похитил и сам не стал на его место, приняв его облик, отвлекая Ахилла от городской стены. А затем открылся ему. Рассерженный Ахилл вернулся к своей задаче — настигнуть троянцев, особенно Гектора.

Весь ориентированный на Аполлона, этот эпизод принадлежит к той же вставке. Его поздний характер подтверждается принадлежностью Агенора к роду Ан-теноридов, соратников Энея, введенных в поэму вместе с ним, то есть очень поздно.

Если удалить весь эпизод с Агенором, все его части, то непосредственно за этим идет второй (то есть старый) пассаж о Приаме, увидевшем Ахилла со стены.

Так обстоит дело с началом песни XXII.

Б. Конец песни: труп Гектора на привязи. Теперь об истинном, т. е. тематическом, конце песни. Тематический конец песни наступает задолго до последних стихов XXII песни канонического деления, потому что завершающие ее плачи родных Гектора (XXII, 405-515) предваряют и повторяют аналогичные плачи конца XXIV песни. Они введены под влиянием тех после создания основного текста книги. Но об этом еще будет речь в очерке о конце «Илиады».

Перед плачами Ахилл торжествует победу, измываясь над трупом Гектора: влачит его, привязанного за ноги, за своей колесницей.

Итак, вот истинные пределы этой песни XXII: XXI, 520-525, 606-611, XXII, 1-6, 25^105.