Ланс открыл было рот, чтобы пригвоздить «доброго» лекаря к месту обвинениями в попытке убийства, но осекся под бешеным взглядом Лив и покорно смолчал. Надо ли говорить, что его решение забрать девчонку-хадрийку из этого… этого преступного притона обрело гранитную твердость? Это правильно! Ибо фамильное упрямство Лэйгинов известно было на весь Мурран.

— Верэн! Проклятье! Верэн, идите немедленно сюда!

В голосе Ланса прорезались отцовские нотки, а ладони буквально зачесались от желания взять в них дробовик и выйти на охоту за всякими юбкодралами.

Эмиссарша хищно прищурилась, глядя на доктора, и снова протянула:

— Та-ак… Лечи! — и сунула ему под нос раненые ладони.

Но и про Ланса не забыла:

— Иди, поищи Куколку. Ее, кажется, Берт увел то ли в кусты, то ли к причалу.

Повторять просьбу не пришлось. Лэйгина будто ветром сдуло, так быстро он помчался вытаскивать из кустов дуреху! Ну, рыцарь, что там и говорить!

Лив, Исил и другие. Эспит

Черный саквояж из потертой кожи — непременный атрибут каждого уважающего себя доктора — с эспитским фестивальным костюмом никак не сочетался, а потому Исил-Палач, все остальное время удачно прикидывавшийся лекарем, мог предложить для исцеления пострадавших ладоней Стражницы только старые добрые методы вроде обработки краев ранок чем-нибудь спиртосодержащим (для дезинфекции) и последующего прикладывания листа подорожника, сорванного с ближайшей могилы (для скорого заживления).

Лив стоически терпела экзекуцию, молчала, однако усмехалась очень недобро.

— Готово, — буркнул доктор-убийца, затянув последний узелок импровизированного бинта. — Дай шею осмотрю. Что там у тебя?

— А ты не знаешь? — скривила губы Стражница. — Сдается мне, Исил, что по основной профессии ты теряешь квалификацию. Нет?

— Попытка не пытка, Лив, — ответил Палач с той особенной обаятельной улыбкой, от которой в свое время даже закоренелые злодеи признаваться начинали еще до того, как им вырвут первый ноготь.

— Тем не менее, это была попытка. И ты ее провалил, Исил. Напомнить правила Охоты? — Лив устроилась поудобней и осторожно пошевелила пальцами. Забинтованные ее ладони не сгибались, отчего Стражница была неуклюжа и сердита. — Подай мне фляжку с тем, ну, чем ты там мне на руки прыскал? Ага, вот с этим! — глотнув спиртного, женщина выдохнула и зажмурилась, смаргивая слезы. — Ох! Ну, что скажешь?

— А что ты ждешь? — Исил пожал плечами. — Остальных я не сдам, если ты об этом. И не моя вина, что нам помешали, моя дорогая. Уверяю, я уже практически закончил, когда в наши дела влез этот… Чужак! И что ему неймется?

— Ха! — Лив хрюкнула от смеха. — Да ведь именно такого вы и искали! Такого, которому неймется. Пользуйтесь теперь своей находкой. Надеюсь, ты не ждешь от меня сочувствия, Исил?

— Вот чего-чего, а сочувствия в тебе никогда не было, Овчарка. Тем удивительней происходящее. Твое вмешательство в наши планы совершенно нелогично. Разве что… — и Палач состроил неодобрительную гримасу: — Возраст у тебя близкий к критическому… нерегулярная половая жизнь… Чужак кажется тебе подходящим партнером для близких отношений?

— Ну и урод же ты, Исил, — помолчав, ответила Лив. — Права Охотница, козлы вы все. Если тебя, как доктора, так уж тревожило мое здоровье и душевное равновесие, надо было предложить свои услуги раньше. До удавки.

Исил развел руками, изображая раскаяние, которого, впрочем, в душе эспитского доктора-Палача не отыскалось бы и под микроскопом.

— Этот день кончается, — добавила Стражница. — Значит, и Охота на сегодня кончается тоже. Передай им, что завтра я не буду такой беспечной.

— Огнестрельное оружие при Охоте запрещено, — напомнил доктор. — И собака, кстати, тоже.

— Ничего, мне и дубинки хватит, — улыбка дамы Тенар расцвела обещаниями. — Помнишь?

И смотрела на него в упор до тех пор, пока у Исила не задергалась щека. О да, он помнил. И — да, дубинку дамы Тенар помнил не только он.

— Да встречи, Исил, — сказала она, заметив, как из-за кустов показался мурранец, волокущий возмущенную Верэн чуть ли не за шкирку. — Третий день будет мой. Напомни им об этом, да и сам не забудь.

Берт и Танет. Эспит

— Скучаешь, Бертик-котик?

Одеяния Танет, Воровки и Наложницы, во все времена оставались очень смелыми, но в эспитском их варианте простора воображению не оставляли вовсе никакого. Берт присвистнул. С одной стороны, обилие женщин утомляет, но с другой… Полуобнаженная красавица, кокетливо упирающая в крутое бедро кувшин сладкого вина — не самое неприятное общество из возможных, верно?

— Уже нет, — мурлыкнул Лазутчик, широким жестом приглашая Танет разделить его уединение. Уединялся Берт на скамеечке возле премилого склепа Салды, любовно украшенного изящными мозаичными орнаментами в традиционном стиле. Та, кому принадлежало это пристанище, всегда рождалась художницей, но радовала мир своим присутствием недолго, ибо по свойственной гениям привычке уходила на новый круг в весьма молодом возрасте.

— Думаешь, Куколка — это Салда?

Танет проявила свою знаменитую сообразительность, мгновенно связав повисший на ветке шиповника белый лоскут, невнятные возмущенные возгласы в отдалении и место свидания.

— По всему выходит, что нет, — развел руками Берт. — Я бы заметил, если б что-то в ней колыхнулось от всего этого.

— Ну, может, девушке было не до могил, — мудро рассудила Наложница. — Она в тебя по уши втрескалась, и колышется в ней сейчас совсем другое, — и подмигнула бесстыжим глазом. — Скажи, обидно? Девка сама на шею вешается, а тронуть не моги!

— Бесстыдница, — ласково укорил Рыжий. — Развратница!

— Муррр! — согласилась Танет и закинула ногу ему на колени. — Полагаю, от утешения ты не откажешься, друг мой?

— Когда это я отказывался? — Берт состроил дурашливую гримаску, но сразу посерьезнел. — Но не на могиле же Салды. Тебе самой потом будет неловко, Танет.

— Ой, можно подумать, она сама поступила бы иначе! — Наложница хихикнула, но ножку убрала. — Видел, что она изобразила на моей? Серьезно, не видел? Пойдем, покажу! Поверишь ли, даже я покраснела, когда внимательно рассмотрела детали! Только учти — это не инструкция в картинках. Некоторые моменты невозможно воспроизвести чисто физически.

Сценки, воспроизведенные в искусной мозаике на склепе Танет, и впрямь оказались весьма будоражащими, а сама Наложница — слегка пьяна, а солнце пригревало, и в сладости вина проскальзывала легкая горчинка, как и вся жизнь эспитцев. Время замкнулось и неспешно потекло по кругу. Как всегда.

— Лорд Тай не разгневается? — спросил Берт, когда они ненадолго прервались.

— Нисколько, — отмахнулась Танет. — Ему сейчас не до меня. О! Кстати! Скажи, ты тоже участвуешь в Охоте?