– Молодец, – похвалила она и, чуть приподнявшись, снова сжалась вокруг него. Руки ее легли ему на плечи, а грудь скользила по его груди. – Ты просто молодец.

На сей раз Уэст дал ей поймать свой рот. Он поддерживал ее бедра, когда она продолжала ритмично его сжимать, делая свои движения почти незаметными. Он скользнул рукой между их телами и начал гладить ее там. Она слегка вздрогнула. Касаться ее там – все равно что опускать руки в мед. Теплый. Вязкий. Ароматный. Его ласки стали более интимными, чем раньше. В самом центре ее тела разрастался жар. Изогнувшись, она застонала от испытанного блаженства. И даже в тот момент, в миг острейшего удовольствия, она понимала, что он задумал. На краткий миг, отделявший один удар сердца от другого, она решила, что не даст ему ее отпустить. Осторожность, здравый смысл, страх казались малозначительной чепухой, но миг прошел, и она сдалась. Она не могла предать его своими эгоистическими действиями.

Его разрядка пришла в один миг с ее, и дыхание их переросло в хриплое и частое и уже не синхронное. Они долго смотрели друг на друга, и пламя свечей отбрасывало отблески на их покрытые испариной лица. От тел их шел пар.

Уэст опустил голову и поцеловал ее раз, потом еще очень-очень нежно. Он перекатился на край кровати. Рия потянулась к нему, но он уже встал, пружинистый и гибкий, и рука ее повисла в воздухе. Он ушел в ее уборную и спустя пару минут вернулся с тазом в руках и полотенцем, перекинутым через руку. Он смыл свидетельство их любви с ее тела, как до того смыл со своего, затем поставил таз на пол и положил полотенце рядом.

– Хочешь надеть рубашку?

– Пожалуй, – кивнула она.

Он протянул ей сорочку, а сам надел кальсоны. Во второй раз за ночь она придержала для него одеяло, и он забрался в кровать и лег рядом с ней. Он предложил ей плечо, и она с благодарностью положила на него голову. Рука ее перекинулась через его грудь, и носом она уткнул ась в ямку у шеи.

– Что ты о нас думаешь? – спросил он, когда она устроилась поудобнее.

Ей не надо заглядывать в его глаза, чтобы понять, насколько серьезно он задавал свой вопрос.

– Я не позволяю себе думать о наших отношениях, – заявила она, – потому что, боюсь, мне будет очень грустно.

Он медленно кивнул:

– Значит, ты не рассматривала возможность стать моей женой.

– Нет.

– Моей любовницей?

– В Лондоне, ты хочешь сказать? С лошадьми, слугами и фаэтоном, чтобы вывозил меня в парк? Ваша светлость уже научил меня петь, нет необходимости еще и сажать меня в клетку. – Она пожалела о своих словах, как только произнесла их вслух. И дело не в том, что ее слова звучали дерзко и жестоко, но потому что они остались у нее в памяти с того разговора о Джейн. – Прости, – тут же добавила она, приподнимаясь на локте, для того чтобы заглянуть в его лицо и чтобы он мог видеть ее. – Я не должна так говорить. Ты не сделал ничего, о чем бы я тебя не попросила. Даже вечером, прочитав твою записку, я втайне надеялась, что ты вернешься. Я хотела снова быть с тобой. Лежать в постели. Ты знаешь, того, что с нами произошло сегодня, хватит мне на всю жизнь. Я буду счастлива одними воспоминаниями. – Слезы, которые блестели на кончиках нижних ресниц, скатились по щекам. – Я не думаю, что у меня появится кто-то еще, и не потому, что ты этого не хочешь, а потому, что я не из тех женщин, которые переходят от одного мужчины к другому в поисках большего наслаждения. То, чему ты меня научил, я буду беречь и помнить. – Слезы теперь уже полились рекой, и тело сотрясалось от рыданий.

Она и раньше плакала в его объятиях, но сейчас все воспринималось по-другому. Последний раз она плакала от страха – в ужасе от того, что она сделала с Джейн. Теперь она плакала по себе – от того, что она сделала с собой.

Уэст не пытался ее утешить. Женские слезы не пугали его и не обманывали. Будучи маленьким мальчиком, он часто видел их на глазах у матери. Иногда она смеялась сквозь слезы, гладила его по голове, чтобы он не тревожился. Иногда она уходила и пряталась у себя в спальне большую часть дня и появлялась, когда меланхолия ее покидала или когда приходил герцог, чтобы увезти ее.

Уэст не знал, почему начал рассказывать о своей жизни Рии, но когда он произнес первые слова, другие потекли сами собой, как слезы; и, как женские слезы, приносили облегчение. Его прошлое, вся его жизнь хранилась в его груди как болезненный ком, и, сколько ни шути, ком не рассасывался.

– Мою маму звали·Мег, – известил он. – Ты знала?

Рия покачала головой, смахнув остатки слез. Она вытерла мокрый след на щеке уголком простыни и снова прижал ась к нему потеснее.

– Не Меган, не Маргарет и не Мегги, а просто Мег Марчмен. – Уэст почувствовал, как рука Рии скользнула по его груди, положил ладонь на ее локоть и стал потихоньку поглаживать нежную кожу локтевого сгиба. – Она была дочерью овдовевшего учителя, которого седьмой герцог Уэстфал нанял для своего сына, будущего восьмого герцога. Она росла вместе с моим отцом. И они дружили, пока не пришло время отправлять моего отца в школу. Герцог помог отцу Мег устроиться на работу в школу главным учителем деревенских ребятишек. Ты можешь не поверить, но оба моих деда имели весьма прогрессивные взгляды на народное образование.

Рия ничего о них не знала. Она спросила себя, не потому ли покойный герцог не стал в итоге препятствовать ее желанию преподавать в школе. Кажется, и его учитель, и его собственный отец оказали на отца Уэста благотворное влияние.

Рия закрыла глаза, чтобы ничто не мешало воображению рисовать рассказываемое Уэстом. Она видела юную Мег, обворожительную и очень хорошенькую в ее семнадцать лет. Она легко могла представить, как располагающая к себе девушка становится для Уильяма Фэйрчайлда по мере взросления последнего чем-то большим, чем компаньонкой и товарищем по играм. Да и тот вырос и стал видным парнем. Стройный, осанистый, широкоплечий, он мог влюбить в себя любую из юных дам, что были представлены ему во время первого сезона в Лондоне. Но он поклялся, что никогда не будет ни с кем, кроме нее, хотя свои клятвы давал ей без свидетелей. Они, конечно, не верили, будто их отцы – и тот и другой – благословят их союз, но и расставаться они не хотели. Они поженились втайне, получив специальную лицензию, и Уильям пообещал, что брак не останется тайной навсегда, что он в конечном итоге сможет склонить отца на свою сторону. Настоящая любовь между ними должна убедить отца, и тогда справедливость восторжествует. И снова он поклялся ей в своей любви.

Рия попыталась представить Уильяма, пытавшегося затронуть с отцом такую пикантную тему. Он, возможно, пытался воззвать к рассудку отца и понял, что выбрал неверный путь. А может, он вообще никогда не пытался заговорить с отцом о своих чувствах. Уэст придерживался последней точки зрения.

– Моя мать сказала своему отцу о том, что замужем, как только поняла, что беременна. Она умоляла его не ходить к герцогу, а просто дать ее мужу еще время для того, чтобы тот смог повлиять на отца. Он согласился, скорее всего просто пошел на поводу у дочери, но слово он свое сдержал и ни о чем никому не сказал, даже когда увидел, как раздувается ее живот, понимая, что и все остальные тоже скоро все увидят.