А если не зверь, то кто? Разумеется, демон какой-нибудь, не иначе.

Остановившись, Ахилий в ожидании замер на месте. Однако время шло, а из странно колышущейся травы никто не появлялся.

Охваченный нетерпением, охотник шагнул вперед, и трава впереди вмиг закачалась куда оживленнее. Увидев это, Ахилий снова остановился и изготовил лук к выстрелу.

И вновь его постигло разочарование. Поговорку насчет присущего мертвым терпения Ахилий знал с детства, однако его собственный опыт свидетельствовал: нет, правды в ней нет ни на грош. Терпению охотника тоже имелся предел, и достигнут он был давным-давно. Если уж на то пошло, в посмертии Ахилий сделался куда более нетерпеливым, чем при жизни.

Держа лук наготове, Ахилий снова двинулся вперед. К немалому его удивлению, там, где он рассчитывал обнаружить прячущегося, не оказалось никого – ни зверя, ни демона. Казалось, трава колышется сама по себе.

Нахмурившись, светловолосый лучник почесал припорошенную землей щеку. Его природное чутье – и, может статься, то, что заменяло ему дар эдирема – оставались столь же остры, словно он по-прежнему жил и дышал. То и другое настаивало: тут что-то нечисто… но в чем именно дело, Ахилий не понимал.

Сумрак ночи препятствовал ему еще меньше, чем Мендельну с Ульдиссианом. В темноте Ахилий превосходно видел еще с юных лет, а после смерти ночное зрение только улучшилось. Пользуясь этим, он огляделся как можно внимательнее. Сомнений быть не могло: опасность здесь, рядом, вот только где же она?

И тут его внимание привлекло нечто темное, небольшое, запутавшееся в траве. Отложив лук в сторонку, но так, чтобы был под рукой, Ахилий потянул находку к себе. Трава оплела темный комок сплошь, да так туго, что, высвобождаемый охотником, он едва не распался на части.

Охваченный раздражением, Ахилий убрал руку от лука и взялся за нож. На разрез трава оказалась необычайно прочной, но, наконец, поддалась.

Бесформенный темный комок оказался тушкой дрозда. Тельце птицы было раздавлено едва ли не всмятку. Еще немного, и туго натянутые стебли начисто отделили бы от туловища и оба крыла, и голову.

На взгляд Ахилия, смерть постигла дрозда не более дня тому назад. Кабы не странное отсутствие мух, трупик выглядел бы куда как хуже. Однако на падаль никто не польстился, и это насторожило охотника пуще прежнего. Повертев дрозда так и сяк в попытках понять, что его погубило, Ахилий не обнаружил на крохотном тельце никаких ран, кроме вмятин, оставленных туго натянутыми стеблями трав.

Охотник оцепенел. Не сводя глаз с мертвой птицы, он неторопливо опустил трупик на землю, перехватил нож освобожденной рукой, а другой рукой потянулся за луком.

Но подобрать оружие ему было не суждено. Нечто вроде силка, захлестнув запястье, затянулось так крепко, что ладонь живого, лишенная притока крови, онемела бы в тот же миг.

Развернувшись назад, Ахилий взмахнул ножом. Острое лезвие рассекло стебли травы.

Ослабив хватку, обрубки стеблей пали наземь, заизвивались у его ног. Охотник вновь потянулся за луком…

И трава навалилась на него со всех сторон. Стебли оплели плечи, будто сотня свернувшихся кольцами змей. Ахилий рассек еще несколько, но до прочих дотянуться уже не смог – столь крепко трава опутала руку.

Внезапно стебли трав под ногами закружились в бешеном хороводе. Земля у корней их утратила твердость, и Ахилий, к немалому своему ужасу, начал тонуть в ней, точно в зыбучем песке.

«Только не это! Только не это!» – взмолился он, вспомнив о щупальцах демона в зарослях джунглей. Схваченный чудищем, он был уверен, что треклятая тварь утащит его под землю, однако демон предпочел попытку разорвать его на куски. Увы, сейчас на подобный, по его мнению, куда менее страшный исход рассчитывать не приходилось.

Изо всех сил стараясь удержаться над поверхностью, охотник понял: все это не случайность. Все это – часть замыслов Пророка. Очевидно, к тому времени, как противники сойдутся лицом к лицу, ангел намерен лишить Ульдиссиана всяких надежд. Надо думать, подобные жуткие «пятачки» спрятаны среди луговых трав повсюду и, может быть, даже угрозу таят в себе разную…

Нога Ахилия глубоко ушла во взрыхленную почву. Охотник в отчаянии рванулся на волю – не только ради себя самого, но и ради друзей.

Ради Серентии…

Сопротивлялся лучник с силой, намного превосходящей силу любого из смертных, но все напрасно. За первой ногой последовала другая, а после земля достигла и пояса, так что Ахилий, потеряв равновесие, едва не уткнулся в грязь носом.

Еще миг, и под землей скрылась свободная рука. Перехватив нож острием вниз, Ахилий сумел рассечь им с полдюжины стеблей вокруг запястья. Орудовать рукой стало легче, и охотник немедля полоснул лезвием по остальным стеблям.

Ладонь освободилась. Напрягши все силы, лучник выдернул из земли и предплечье. К несчастью, другая рука погрузилась под землю целиком, по плечо, и теперь стебли тянулись к горлу. Земля – ненасытная земля – оказалась всего в паре дюймов от подбородка.

В отчаянии зарычав, Ахилий перехватил нож острием от себя и принялся яростно рыть им землю у корней трав вокруг головы. Рубя, полосуя почву, точно безумец, охотник рвал с корнем все травы, до каких только мог дотянуться. Вскоре стебли, стягивавшие руку, ослабли. Встряхнувшись, как вымокший пес, охотник освободил от земли второе плечо.

С улыбкой вполне под стать мертвецу Ахилий слегка приподнялся. Теперь он мог достать куда дальше и сразу же снова пустил в дело нож. Еще немного, и погребенная под землею рука тоже освободится…

Но тут из земли – надо думать, выпущенные корешками срубленных ножом трав – прянули кверху новые, молодые побеги, разросшиеся и окрепшие куда быстрее, чем Ахилий успел осознать всю чудовищность происходящего.

Новая поросль, рьяно бросившись на добычу, вмиг оплела охотника в таком множестве, что со стороны могло показаться, будто Ахилий одет в травяную рубаху. Стебли травы вновь затянулись вокруг запястья, и, пусть ножа он не выпустил, что проку в оружии, если рукой даже не шевельнуть?

Обе руки скрылись из виду, туловище ушло в землю до самых ключиц. Ахилий лихорадочно замотал запрокинутой головой, держа ее как можно выше.

И тут прямо вокруг его горла из земли потянулся наружу новый сноп зловещих стеблей. Понимая, что помешать им не в силах, Ахилий испустил гневный, исполненный ярости рев.

Верхушки трав вонзились в рот, в ноздри, другие стебли обхватили голову, повлекли ее книзу. Казалось, земля, словно возлюбленная, обняла его множеством рук, тянет к себе, стремясь слиться с ним в поцелуе. Миг – и над головою Ахилия сомкнулась могильная тьма…

Спустя еще пару секунд о том, что здесь побывал охотник, свидетельствовал лишь брошенный лук. Над местом отчаянной схватки вновь поднялись пышные травы, верхушки трав закачались из стороны в сторону в точности как и прежде – мерно, покойно.