Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем, когда я уже почти готов сдаться, приходит еще одно воспоминание, и еще одно, шоком электрического разряда: возможно, чувство, или звук, голос, несколько слов.
Прошло десять минут, и я не знаю, как, но я доехал до «Одиночества» и остановился перед покоробленной от непогоды фанерной дверью.
Небо темное, каким только может быть ночью в Лондоне, – густо-коричневое. Вчера Р. остановился здесь, рядом с этими же самыми закрытыми магазинами, когда клуб еще был открыт. Однако теперь фанерная дверь заперта на навесной замок.
Я колочу в дверь. Изнутри доносится гулкое эхо.
* * *
Он поставил свой «Ауди» у самого входа в клуб и, заперев его, быстро огляделся по сторонам, ища машины слежки, микроавтобусы наблюдения, однако ему в глаза ничто не бросилось.
Он постучал в дверь и, когда вышибала его впустил, сбежал вниз по пандусу. Клуб только открылся, но он пришел сюда не ради выпивки. Он искал Тину.
Он нашел ее в одной из холодных комнат, вместе с каким-то парнем, смотрящую ему в глаза, окруженную облаком мускусных духов, и, схватив за тонкое запястье, оттащил ее в сторону.
– Да пошел ты! – бросила ему Тина, стараясь вырваться. – Я работаю.
– Нам нужно поговорить, – сказал он, толкая ее к двустворчатым дверям.
* * *
Я отворачиваюсь от запертой фанерной двери и возвращаюсь к «Астре». Женщина в пуховике и сапогах-«луноходах» идет прямо посреди улицы с ризеншнауцером на поводке, словно во всем мире ее волнует только то, как бы выгулять собаку.
Я по-прежнему намереваюсь повторить вчерашний маршрут Р. – от «Одиночества» к квартире, которую Эми Мэттьюс снимала вместе с Кристал. Но сначала мне нужно довести до конца одно дело. Я направляюсь на восток, вдоль границы Кентиш-Тауна, и в дороге обращаюсь к Р., обращаюсь к самым потаенным глубинам своего сознания, спрашивая, слышит ли он меня. Это безумие – разговаривать с самим собой. Что будет дальше? Гигантский кролик и розовый слон?
Р. молчит. Но я знаю, что он здесь. Странно, но это одновременно придает мне силы и вселяет в меня ужас.
Остановившись перед домом Тины, я кладу в карман пакетик с героином.
Наверху в гостиной раскинулся на диване розовый комплект чемоданов разных размеров; они заполнены косметикой, лосинами, платьями, юбками и туфлями. Россыпь золотых и серебряных аксессуаров ждет на дешевом деревянном обеденном столе. Тина переоделась в аккуратные консервативные джинсы и джемпер, с сапожками с относительно невысокими для нее каблуками и менее яркой косметикой; она старается сохранять спокойствие, но тщетно. Запирает за мной дверь, возвращается в гостиную и безвольно падает в кресло, но я остаюсь стоять. Мне приходится прилагать над собой усилие, чтобы оставаться сосредоточенным, чтобы вспоминать.
– Я возвращаюсь домой, – говорит Тина. – Лондон – жуткое место. Без Эми. – Она смотрит на свои накрашенные ногти, ее губы изогнулись в красной гримасе боли. – Сейчас как раз то самое время. Обыкновенно я ждала ее в клубе, когда она не дежурила в ночную смену; она опаздывала и говорила что-нибудь грубое про очередного пациента… Всю свою жизнь я провожу в ожидании. Ждала операцию, которой все нет. Ждала Эми, а теперь… я веду себя как глупая стерва. Где мой носовой платок? Не обращай на меня внимания. Я сегодня выложила все свои таблетки. Это заняло бы всего несколько минут, Росс.
– Ты добьешься всего, чего хочешь, – говорю я, пытаясь подыскать умную фразу и находя лишь: – Ты сильная.
Тина встает и сгребает золотые цепочки, эмалированные брошки и все остальное в пластиковый пакет.
– Дарюс Джавтокас мертв, – говорю я. Мне хочется добавить что-нибудь утешительное, но я не могу. Тина рассеянно крутит в руках вазочку со всякой всячиной.
– Это он убил Эми?
– Дарюс? Нет.
– А кто?
– Я не знаю. Но я уже близко. – Достаю пакетик с героином. – Ты знаешь, что это такое?
– Я «герычем» не балуюсь.
– А Эми?
– Он был не в ее стиле. Она предпочитала «кокс». Говорила, что от него чувствует себя банкиром из Сити.
– И тем не менее, как мне кажется, погубил ее именно героин.
Пока Тина выдвигает ящики, решая, какие вещи ей просто необходимо взять с собой, а что можно оставить, я обвожу взглядом комнату. Мне вдруг приходит в голову, что, если Р. может делать то, о чем я ничего не знаю, быть может, и я могу позаботиться о том, чтобы он о чем-то не знал…
– Не говори мне, куда ты уезжаешь, – говорю я. – Я не хочу это знать.
Тина оборачивается и пристально смотрит на меня.
– Денег у тебя достаточно? – спрашиваю я.
– Деньги мне не нужны. Хотелось бы, чтобы все легавые были такими же, как ты. Если я что-нибудь могу для тебя сделать…
– Если в будущем у меня возникнет желание, чтобы мне сделала минет транни, ты первая, к кому я обращусь.
– Очень мило с твоей стороны. Но ты не будешь знать, где я.
– Что ж, мое упущение, – я пожимаю плечами.
Тина захлопывает чемоданы, берет розовую кожаную сумку и уходит.
* * *
С уходом Тины все силы, которые я вложил в то, чтобы выглядеть крепким, просто испаряются. Я захожу в крошечную ванную, и лицо, которое я вижу в забрызганном зеркале, лишь пялится на меня пустыми глазами. Затем я открываю аптечку; в ней Тина оставила все свои таблетки, две коробки неиспользованного грима и достаточно нембутала, по моим прикидкам, чтобы сделать дело.
Я завидую Тине, потому что, несмотря на все сомнения, у нее есть будущее, к которому можно стремиться. Ее проблемы можно решить – или по крайней мере облегчить – с помощью хирургического скальпеля. Несмотря ни на что, Тина знает, кто она такая. Правильный рассудок, неправильное тело. Ей придется непросто, но у нее все получится, я в этом не сомневаюсь. И я также пытаюсь составить список того, к чему мне стремиться. Жить без Лоры. Жить с сознанием того, что я не смог спасти Эми Мэттьюс, что Кристал в коме, что я не смог предотвратить гибель Дарюса Джавтокаса, что я убил Бекса, который мне доверял и рисковал ради меня своей карьерой и чьему сыну придется расти без отца. От раскаяния я с трудом дышу. Меня захлестывает скорбь. Повсюду вокруг меня смерть. Я вижу одно лишь разрушение. Я не могу доверять себе, не зная, кто завладел моим сознанием. Ни один хирург не сможет разъединить нас.
Я высыпаю нембутал на закрытую крышку унитаза, чтобы посмотреть на снотворное, представить, что собиралась сделать Тина, и желтые капсулы улыбаются мне, манящие, простые. Беру пустой стакан из-под зубных щеток, грязный на дне, споласкиваю его и наполняю холодной водой. И ставлю рядом с капсулами. Это будет так просто… Проглотить их разом, покончить с болью и заодно покончить с Р.
Опустившись в темноте на колени на виниловый пол ванной, я наклоняюсь над унитазом. Мои колени прижимаются к белой керамике, и я смотрю на рассыпанные капсулы и стакан с водой.