— Зачем вы меня преследуете?

Её голос прозвучал так строго, что захотелось начать оправдываться, однако вопрос предназначался вовсе не мне, а другому мужчине, который находился гораздо ближе и сейчас тоже стоял на месте, не отрывая взгляда от женских прелестей.

Хотя на предвзятый вкус прелести были всё же довольно скромными. Девичьими. Полушария грудей, обтянутые кафтаном, плотно застёгнутым до самого подбородка, были хорошо заметны, но казались ещё не созревшими до той спелости, что обычно притягивает к себе мужскую ладонь. При этом гибкая фигура отнюдь не производила впечатление тонкой и хрупкой, скорее указывая на то, что девица слегка задержалась в том возрасте, когда различия между подростками ещё малозаметны. Зато лицо говорило об обратном. Серьёзное, совсем взрослое и какое-то отрешённое: даже прямо глядя на мужчину, которого пыталась отчитывать, незнакомка словно смотрела сквозь него в некую недостижимую для других даль, и резковатые черты, обрамлённые капюшоном, оставались безмятежно-бесстрастными, несмотря на явное неудовольствие в её голосе.

Или отменно владеет собой, или принадлежит к той редкой разновидности людей, что заслуживают прозвания «эрте». Впрочем, сия возвышенность над толпой почему-то не вызывала у окружающих чувства благостного смирения. По меньшей мере у одного из них.

— А то ты не догадываешься? — ухмыльнулся мужчина.

Вернее, я, поскольку видел только его спину, мог предположить, что он именно ухмыляется, уж больно приторным и в то же время напряжённым тоном был произнесён вопрос, который вряд ли требовал ответа.

— Вы выбрали не тот предмет для своего интереса.

— А мне думается, тот самый!

Он сделал шаг, приближаясь к девице на расстояние вытянутой руки.

Незнакомка не выглядела ни доступной, ни гулящей, скорее наоборот, но вполне возможно, мужчина был навеселе, а пара-тройка кружек крепкого эля застит глаза так, что и в дурнушке разглядишь королеву, причём благосклонную.

— Оставьте меня в покое.

Она добавила в голос ещё больше суровости, но, похоже, совершила ошибку, потому что преследователь только воодушевился:

— Ох люблю таких, дерзких и вздорных!

И он качнулся вперёд, намереваясь схватить предмет своего вожделения за локоть. Девица в свою очередь сделала шаг назад, поднимая на уровень груди сжатые кулачки.

— Только попробуй!

Судя по постановке рук, к драке она привычку имела. Должно быть, в детстве и юности предпочитала мальчишеское общество. Но как бы то ни было, между противниками существовала разница, которая заведомо отдавала победу на мужскую сторону. Разница в размерах и тяжести тела.

Я никогда и никуда не вмешивался без получения на то недвусмысленного приказа, да и сейчас не чувствовал себя ответственным за предстоящее, неприглядное действо, вот-вот грозящее развернуться прямо передо мной. В конце концов, это не Дол, а у города другой хозяин. Или вообще никого начальствующего. Но с другой стороны…

Моё сознание помнило лишь одного воина женского пола. И хотя во внешности Ньяны и незнакомки не было ничего общего, да и обстоятельства происходящего тоже немало разнились, одно оказалось неизменным. Чёткое и до рези ясное ощущение, накрывшее меня с головой.

Она не должна драться.

Бой — мужское дело.

— Дама не находит ваше общество приятным.

Мужчина не обернулся, хотя и отчётливо расслышал мои слова, зато прорычал:

— Проходишь мимо и проходи, не задерживайся!

— Только после вас и ни мгновением раньше.

— Сам, что ли, глаз на неё положил?

— Положил, снял… Мои глаза — моё дело.

— А мы сейчас посмотрим, какое дело чьё…

Он попробовал ударить с разворота, но, как оказалось, и в самом деле был изрядно пьян, потому что двигался медленнее, чем полагалось для удачного завершения атаки. А поскольку удержаться на ногах нападающий смог бы, лишь воткнув кулак мне в скулу, мужчина, промахнувшись, вытер добротным сукном своего кафтана с десяток камней мостовой. Правда, грохнувшись, пьяница не потерял способности воспринимать действительность: увидел, что в противниках у него не один человек, а целых два, и быстро расхотел драться. Но оно было и к лучшему, потому что прохожие уже начинали с угрожающим интересом присматриваться к нашей маленькой группе.

— Ещё посмотрим, кто кого! — заявил воздыхатель-неудачник и, не с первой попытки поднявшись, поспешил покинуть поле боя, припадая на левую ногу.

Девица даже не проводила мужчину взглядом, подарив всё внимание мне. Вернее, не всё, а то, которое вообще уделяла окружающему миру.

— Благодарю вас, эрте. Вы поступили достойно.

Я вспомнил, с каким удовольствием наблюдал за покачиванием пояса на бёдрах, и попытался скрыть смущение за улыбкой:

— Он отоспится и выкинет из головы дурные мысли.

— Или не выкинет.

Она так подчеркнула коротенькое отрицание, что стало ясно: разговор не закончится так просто.

Я упрямо повторил:

— Его языком двигала выпивка.

— Да. Но что, если он не захочет протрезветь?

Будь обстоятельства чуть другими, могло бы показаться, что девица давным-давно выстроила насчёт меня и Натти какие-то планы, а только что состоявшаяся сценка была разыграна нарочно. Но я хорошо разглядел глаза мужчины, лишившегося желанного развлечения: они вмиг наполнились разочарованием и почти звериной злостью. Если бедняга и был актёром, то невольным, ничего не знающим об уготованной ему роли. А глаза девицы, прозрачно-серые, того же оттенка, что коротко стриженные волосы, обнаружившиеся, когда капюшон сполз с её головы, смотрели уверенно, но опять же не на меня.

Не на Ханнера Мори со-Веента.

Не на Смотрителя Блаженного Дола.

Складывалось впечатление, что на моём месте мог оказаться кто угодно. А если участников спектакля можно менять настолько произвольно, то, значит, пьеса ещё не написана и есть надёжный способ отметиться в тексте своей рукой. Например, поставить точку:

— Всего доброго, эрте.

— Не уходите.

Другая завела бы извечную песню о том, что настоящие рыцари не бросают только что спасённую от лап насильника женщину на произвол судьбы, захлопала бы ресницами, в общем, применила бы весь арсенал природных хитростей, а эта словно и не подозревала о возможностях, коими обладает женский пол, потому что даже не попыталась убрать с лица отрешённость. Наоборот, спросила прямо:

— У вас есть дела в этом городе?

— Да.

— Они требуют всего вашего времени?

Ну вот мы и подобрались к главному.

— Вы хотите добавить к ним ещё одно?